Миры Кафки приоткрыли с минимальным реквизитом

Хвалили и критики, и публика Белорусский государственный театр кукол за их «Венчание» по пьесам Витольда Гомбровича. Оставили след в истории фестиваля и душах зрителей эксперименты варшавского «Уния Театра Невероятного». Лучшим спектаклем малых форм был назван «Эдип» Национального академического драмтеатра им. М.Горького.

Несмотря на то что не все гости фестиваля понимали немецкую речь, не обошли вниманием и постановку кельнского «Театра на Захзенринг» «Миры Кафки», которая была показана во второй день «Вежи» без перевода. 29-летний актер Давид Кох, который сыграл маленького мальчика, обитающего в мире Непознанного, среди собственных страхов, в атмосфере конфронтации со своим отцом-деспотом, получил диплом «За лучшую мужскую роль».

О необычном выборе пьесы, режиссерских находках, современном восприятии Кафки мы побеседовали с господином Кохом, когда в малом зале Брестского академического театра драмы монтировали декорации и выставляли освещение.

— Почему на фестиваль, который называется «Время любить», ваш театр привез мистического, сумрачного, не ассоциирующегося с любовью Франца Кафку?

— Это было связано как с организационными моментами (мы могли приехать на автомобиле, загруженном декорациями, только втроем), так и с тем, что «Миры Кафки» — одна из лучших, сильных наших пьес. Это моноспектакль, соединяющий три произведения: документальные «Письма к отцу», новеллу «Превращение» и рассказ «В исправительной колонии».

Да, Кафку обычно воспринимают как очень «темного» писателя, который много пишет о бюрократии. Но если присмотреться повнимательнее, поразмышлять глубже, то в каждой его пьесе под текстом всегда лежит тема любви. Любовь к миру, любовь к другим, любовь к объектам, любовь даже к системе — эта подоплека присутствует всегда.

Например, в «Письмах к отцу» много разных событий, но если посмотреть на постановку с точки зрения взаимоотношений, то все становится ясно. Отец любит сына, сын любит отца. Но мы не знаем, как. Мы не знаем, что они чувствуют, когда не могут быть вместе. Зритель может подумать и об этом.

— Какие режиссерские находки Вы считаете самыми удачными в этом спектакле?

— Режиссер нашего спектакля Джо Книпп брал отдельные сцены из произведений Кафки, иногда совсем маленькие эпизоды, и переставлял их местами в таком порядке, чтобы это хорошо презентовалось на сцене. Задача была сделать не просто красивый коллаж, а связать все эти части в логичное целое, составить из различных пунктов собственную историю.

Много мы вырезали, много было добавлено своего. В нашей пьесе текст часто передается не словами, а с помощью телодвижений и реквизита, которые дают полное представление о том, что чувствует главный герой. В «Мирах Кафки» ребенок замкнут в ограниченном пространстве, но безгранична его фантазия.

Еще важно, что зритель в нашем спектакле не отделяется от актера, он вовлечен в игру. Режиссер пытается передать послание Кафки к своим читателям не через прямой диалог в тексте, а через непосредственный контакт со зрителем.

С технической точки зрения никаких новаторств нет. Сценография классическая, мы применяем самые обычные актерские приемы, например, включение и выключение света. Но из-за напряженного, порой жесткого содержания каждая декорация играет и звучит по-новому.

— С какими мыслями вы везли спектакль, затрагивающий проблемы бюрократии и диктатуры, в Беларусь, которую на Западе нередко считают страной с авторитарным режимом?

— Проблем у нас не было. Да и каждый воспринимает Кафку, исходя из своего опыта и того окружения, в котором он существует. Он — универсальный человеческий феномен. Ведь, когда история переживала события, связанные с Третьим рейхом или Советским Союзом, Кафки не было в живых.

Произведения этого писателя ни в коем случае не оценивают кого-либо или что-либо. Он не говорит, что хорошо, а что плохо, правильно или лживо. Каждый, кто прикасается к мирам Кафки, воспринимает происходящее в книге или на сцене через призму своей прожитой жизни. Я — по-своему, ты — по-своему, он — по-своему.