«БГ» не раз публиковала его статьи. А еще для журналистов он — настоящий кладезь интересной информации. И сейчас его памяти можно только позавидовать. Аркадий Моисеевич поделился своими воспоминаниями о детстве, семье, войне и взглядами на жизнь.
Помню я себя с детсадовского возраста. Я отказываюсь кушать кашу, а обе воспитательницы требуют, чтобы ел. Меня наказали, вызвали в детский сад маму. Но я заупрямился, и ничего не помогло. Имена тех двух воспитательниц, наказавших меня, давно забыл. Но много лет спустя, когда приехал в Минск после войны, встретил их на улице. Они шли вдвоем. Я к ним подошел, рассказал о том случае, и они меня вспомнили.
Моя фамилия произошла от профессии предков. По-белорусски жестянщик — бляхар. Отец много лет работал на станкостроительном заводе им. Ворошилова в Минске. Родился он в Сморгони. Когда в Первую мировую войну линия фронта приблизилась к Сморгони, он переехал в Минск. Там и женился на моей матери.
Маму звали Белла. Она трудилась кухонным работником в столовой на том же заводе. Мать прекрасно готовила. Тогда в домах повсеместно были печи. Еда при этом получалась особенно вкусная.
Отец сотрудничал с газетами. Его заметки подписывали рабкор, то есть рабочий корреспондент, такой-то. Было специальное постановление ЦК партии о привлечении населения к сотрудничеству с прессой. Штатным сотрудникам платили только 40% от общего фонда гонорара, а на внештатников уходило 60.
Моим главным воспитателем был старший брат Ефим. Между нами разница в возрасте — 10 лет. Он окончил строительный техникум, а потом еще и институт по тому же профилю. Брат меня опекал, был главным советчиком, пока я полностью не определился в жизни. Он хотел, чтобы я пошел по его стопам. Но я реально оценил свои возможности и понял, что высшую математику, сопромат со своим гуманитарным складом ума не потяну.
Сестра Раиса была на 13 лет старше меня. Некоторое время она работала на старейшей кондитерской фабрике «Коммунарка». Помню, рассказывала, что есть конфеты и прочие сладости разрешалось, а вот выносить — ни-ни. После окончания училища она трудилась в торговле.
Помню свой минский адрес — улица Кирова, дом №5, квартира 1. Вначале улица называлась Университетской, а когда в 1934 году убили Кирова, ее переименовали. Дом был деревянный, одноэтажный и находился недалеко от стадиона «Динамо».
Жили мы дружно, в нашей семье были свои традиции. В обед часто за столом собиралась вся семья: отец, мама, сестра, брат и я. Потом, к сожалению, это было утеряно.
Когда в Минске построили Дворец пионеров, я уже был старшеклассником. Вначале пошел в шахматный кружок, где получил 5-й разряд по шахматам. Потом занимался в авиамодельном, а позже — в планерном. Его руководителем был известный летчик Быков. Много десятилетий спустя я прочел о нем в газете, взял в редакции его номер телефона и позвонил. Оказалось, что он все еще помнил, как в результате моих неправильных действий планер ткнулся носом в землю. Да так, что хвостовая часть отлетела. Восстановлению планер уже не подлежал.
Посещал и фотокружок. Основам фотографии я научился в фотолаборатории Дворца пионеров. В моем детстве самым знаменитым фотоаппаратом был ФЭД. Потом полученные навыки мне пригодились на фронте… Мой первый трофей — фотоаппарат. Я снимал своих друзей.
Я был страстным футбольным болельщиком. Да и сам играл в футбол в дворовых командах. Гоняли мы мяч либо во дворах, либо на запасном поле стадиона «Динамо».
Школьники из всего Минска собирались на ул. Карла Маркса. Все называли это место школьным проспектом. Там мы встречались, общались, там нередко образовывались пары.
На школьном проспекте придумали такую штуку — делать бомбочки. Ее бросишь — получается громкий хлопок, и дым валит. Так пугали девчат. Делали бомбочки из бертолетовой соли, серы и красного фосфора.
Однажды сам попробовал смастерить бомбочку. В кабинете химии я, откровенно говоря, стащил все необходимое. Дома у меня были аптекарские весы. Я все взвесил и разложил по кучкам. Когда стал смешивать ингредиенты, все вспыхнуло. На столе была совершенно новая клеенка. Пытался ее затушить руками, но все к ним прилипло. Я сильно обжегся. На клеенке выгорела изрядная дыра, которую я закрыл скатертью. Потом побежал в поликлинику. Пузыри от ожогов долго заживали. Позже мама, конечно, дыру обнаружила, но меня не ругала.
В Советском Союзе выпускные вечера проводились в один день — 21 июня. После окончания выпускного мы по традиции прошли все вместе по центральной улице города — Советской. На следующий день должно было состояться открытие Комсомольского озера. Пришел школьный товарищ и стал меня будить под открытым окном. Мы должны были идти туда вместе. В этот момент по репродуктору диктор объявил, что будет передано важное сообщение. Это было выступление Молотова о начале войны.
Три дня оставались в городе под бомбежками. Отец ушел на завод и все не возвращался. Мама сказала, что из города нужно уходить. Я сопротивлялся. Мол, Ворошилов и Сталин говорили, что будем воевать на чужой территории. Но она меня убедила, что побудем в лесу, а потом вернемся. Мама, сестра с дочкой и я вышли на Московское шоссе. Людей — уйма! Оглянулся назад — сплошное зарево.
Дошли пешком до Смолевичей, там стояли товарные вагоны. Племянницу трех с половиной лет я всю дорогу нес на плечах. Мы сели в один из вагонов. После бессонной ночи я уснул. Потом мне сказали, что даже от бомбежки не проснулся. Вокруг взрывы, а я спал.
После долгих злоключений мы оказались в Казани. Там меня и призвали в армию, и направили в училище. Окончил я его на отлично. После 6 месяцев обучения обычно присваивали звание младшего лейтенанта, а мне сразу лейтенанта дали. И отправили на Донской фронт. В Сталинграде учился и там же вступил в бой.
Тяжелое ранение под Сталинградом, госпиталь, потом снова фронт. Изучал географию от Волги до Шпрее, пройдя от Сталинграда до Берлина.
Война запомнилась на всю жизнь, от первого и до последнего ее дня. В Берлине за полчаса до окончания боев погиб мой товарищ Иван Хомутович. Мы были ровесниками — обоим по 22 года — и мы очень дружили. Я написал письмо его родителям. Мы отправили им деньги и посылку. А его отец потом пишет: «Что вы мне прислали? Верните мне Ваню!»
В 22 года я стал капитаном, начальником штаба дивизиона. Хотел после войны поступить в военную академию, но из-за полученного под Сталинградом ранения не прошел медкомиссию. Мне дали инвалидность, и я уволился из армии.
Долго работал журналистом, сначала в «Заре», потом в «Заре над Бугом». В это время я совершал походы по местам боев, ездил к родным и близким погибших, чьи имена удалось восстановить из небытия. Позже руководил отделом культурно-массовой работы в городском парке. Там я трудился до 70 лет.
С моей женой — Фаиной Михайловной Поташ — мы были ровесниками. С ней мы встретились и подружились, когда еще были школьниками. Переписывались всю войну. Храню открытку, на которой в 1941 году она написала известные слова Николая Островского о том, как нужно прожить жизнь. После войны, когда я уволился из армии, мы поженились. Вместе прожили 57 лет.
Отец жены был профессор-историк, работал в Академии наук. В 1937 году он стал жертвой репрессий, отсидел 8 лет в лагерях. В 1945 году его отпустили, а через 3 года отправили в ссылку. Храню его трудовую книжку, где написано «профессор Академии наук», а чуть ниже — «сторож райпромкомбината». Он умер в Бресте в 81 год.
У нас двое детей — сын Александр и дочь Регина. Сын — судостроитель, кандидат наук. Дочь окончила инженерно-педагогический факультет политехнического института.
Было время, когда зимой окунался в Мухавце. Я всегда закалялся, занимался спортом. Зимой любил ходить на лыжах, круглый год плавал в бассейне. Был как-то в санатории. Температура воздуха — всего 9 градусов, а я ходил с обнаженным торсом. Постоянно слышал, как за спиной говорили: «Вот он! Идет, идет!..»
Среди своих родных я — рекордсмен по возрасту. Отец умер в 74 года, мать — в 77, брат — в 70. А мне Бог уже дал 94 года…
Очень важно, чтобы мозг постоянно работал. Я прочел об этом когда-то в книге известного польского геронтолога. И я с ним абсолютно согласен. До сих пор я занимаюсь и интересуюсь тем, чем и раньше. Пусть не так интенсивно, но все же мозг загружен.
Материалы по теме:
Аркадий Бляхер: «На войне о днях рождения мало кто думал»
Брестчанин Аркадий Бляхер рассказал историю одного снимка, сделанного им в Берлине в победном 1945-м
Фронтовику Аркадию Бляхеру больше не нужна его старая записная книжка с адресами однополчан
Брестский фронтовик считает, что плен не может быть ключевой проблемой обороны крепости
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Подпишитесь на наши новости в Google