«До выхода на политическое поле никаких претензий ко мне не было»: Что сказал Виктор Бабарико в суде (АУДИО + ТЕКСТ)

На процессе по «делу Белгазпромбанка» 6 апреля впервые выступил Виктор Бабарико. На следующий день на его youtube-канале была опубликована полная аудиозапись выступления Бабарико, которое в конце сорвало аплодисменты.

— Что касается сути предъявляемых обвинений, а также в целом моего уголовного преследования, я могу сказать, что и в отношении меня, и в отношении моего сына, и в отношении моих друзей и близких людей мне, а также в отношении моих коллег и партнеров все эти уголовные преследования и обвинения я считаю абсолютно не обоснованными, категорически против них возражаю и считаю, что они политически мотивированы. Они не преследуют целью установление вины, доказательство этой вины. Они преследуют только одну цель изначально. А именно неучастие мое в политическом процессе, а именно в выборах президента Республики Беларусь. Об этом я говорил с самого начала, собственно, начавшихся следственных действий, и я считаю, что то, что меня обвиняют в уголовном преступлении, является не факт его совершения, а именно вот эти политические мотивы. И сейчас в суде я постараюсь очень кратко привести цифры и факты, говорящие и подтверждающие именно это дело.

Я работал в банке с 1995 года, был принят на должность главного эксперта, и за пять лет, то есть с 2000 года — в этом году я стал председателем правления Белгазпромбанка. За эти годы банк из небольшого финансового института с прибылью в 100 тысяч долларов — за двадцать лет, что я имел честь руководить этим банком — превратился в крупнейшего, один из крупнейших финансовых институтов Республики Беларусь, который по итогам последних двух лет, а именно, 2018-2019-го, показывал прибыль порядка 50 млн долларов. Результаты деятельности банка неоднократно признавались как международными финансовыми институтами и оценщиками, так и внутри республики. Не очень люблю это говорить, но в последние годы проводился такой конкурс как «Лучший управляющий и руководитель банковской системы». Так вот, из пяти таких конкурсов два раза я становился лучшим руководителем в банковской системе Республики Беларусь.

12 мая прошлого года я заявил о том, что намерен выдвигаться кандидатом в президенты Республики Беларусь. Исходя из того, что считал [, что] тот опыт и те результаты, которые были достигнуты в рамках моей работы как менеджера в Белгазпромбанке, могут быть востребованы в нашей стране, и я предлагал иные варианты развития, в отличие от действующей какой-то системы, собственно, и сохраняющейся на сегодняшний момент, устаревшей, квазисоциалистической, квазисоветской системы.

Судья: Я вас все-таки прерву. Это все интересно, но мы здесь рассматриваем конкретное дело в рамках предъявленного обвинения. Пожалуйста, ваши пояснения по предъявленному обвинению.

Бабарико: Мне кажется, мотив предъявляемых обвинений, точно так же, если сторона обвинения говорит о том, что, я цитирую, «имея умысел на…». Почему стороне обвинения допустимо такое, а мне — я говорю о том, что уголовное преследование «имеет умысел на» — мне не дают сказать, меня прерывают? Ни одного из здесь выступающих не прерывают. Поэтому я бы все-таки хотел высказаться, это все имеет отношение к уголовному преследованию, с моей точки зрения.

Судья: Понятно ваше возражение, но пожалуйста, в рамках предъявленного обвинения. Продолжайте.

Бабарико: Хорошо. Ну, и, как я уже сказал, вот эта позиция осталась… не осталась незамеченной как и, собственно, большей частью гражданского общества, которая поддержала меня, так и одним из кандидатов в то время на пост президента, а именно господином Лукашенко, и тогда-то и был запущен механизм нашего уголовного преследования и вообще в принципе преследования людей, которые со мной работают. Хронологически события, я считаю, имеющие отношение к развитию уголовного процесса, были следующие.

Итак, 12 мая я делаю заявление о своем решении. Через неделю мы регистрируем одну из самых крупнейших групп в 10 тысяч человек при необходимости всего лишь 100 человек. И 29 числа, то бишь всего лишь через две недели, господин Лукашенко, на тот момент — президент Республики Беларусь, на Минском тракторном заводе заявляет о том, что финансирование кампании — рука Кремля со стороны России и, собственно, начинается преследование меня как человека, ну и, соответственно, в итоге получится то, что получится.

31 числа мы делаем свою декларацию о честных выборах, и уже 4 числа, я хочу обратить на это внимание, 4 июня наша жалоба на происходящее в ЦИКе отклоняется. Со стороны господина Лукашенко следует пред-уп-реж-де-ни-е о том, что некая компания «ПриватЛизинг» обеспечивала заработок жульническим способом конкретно мне и я заработал свои деньги мошенническим путем. Кроме того, на этом выступлении идет запугивание белорусских граждан относительно того, что забыли, как разгоняли противников в Советском Союзе, и обещание напомнить всем, кто об этом забыл.

5 числа, на следующий день, я в публичном своем выступлении говорю о недопустимости таких действий, о недопустимости запугивания белорусского народа и начинаются мои поездки по регионам по предвыборным делам.

Встреча с избирателями в Бресте 6 июня 2020 года. Фото:

К 8 числу, через четыре дня, мы собрали уже больше чем 150 тысяч подписей в поддержку моей кандидатуры, что говорило о том, что барьер в 100 тысяч почти преодолен. 10 числа количество подписей было уже порядка 300 тысяч. В этот же день, я хочу обратить внимание еще раз, 10 июня, звучит фактически поручение господина Лукашенко, который не имеет никакого отношения к судебным и процессуальным органам, с точки зрения законодательства, «прошерстить пузатых буржуев». Ну, хм, я наверное, конечно, за девять месяцев стал менее пузатым буржуем, но все равно.

Смех в зале. Судья предупреждает, что удалит тех, кто будет мешать.

Бабарико. И 11 числа происходит арест 15 сотрудников банка, моих друзей, и ДФР заявляет о возбуждении уголовного дела по статьям 243 и 235 — я прошу запомнить эти статьи, но мне никаких обвинений не выдвигается, и обо мне, в общем-то, не говорится. С точки зрения обыкновенной логики — это то самое китайское предупреждение относительно того, что либо нужно уезжать из страны, либо нужно каким-то образом прекращать участие в политической жизни. Это подтверждается тем, что я достаточно давно, как вы понимаете, руководитель банка, у меня есть много знакомых, и мне на телефон поступают и сообщения, и звонки относительно того, что в скором времени меня арестуют и, собственно, надо что-то делать.

В этот же день, 11 числа, я заявляю о том, что арест моих друзей абсолютно незаконен, средства, которые у них изъяли, им не принадлежат, а принадлежат мне. Еще и говорю о том, что в любое время по первому требованию я готов приехать в любое место для дачи показаний. 12 июня, то бишь на следующий день после задержания сотрудников, следует заявление господина Тертеля — с уже с точным определением того, что я причастен к уголовным делам.

Несмотря на то, что звучит прямое обвинение, я ничего не предпринимаю с точки зрения того, чтобы скрыться из страны, чтобы каким-то образом воздействовать на свидетелей и сделать еще какие-либо противоправные действия, препятствующие нормальному честному судебному разбирательству.

15 числа мы подаем в избирательные комиссии больше 120 тысяч подписей, что означает, фактически, решение проблемы регистрации меня как кандидата в президенты Республики Беларусь. И 17 числа, собственно, за день до моего ареста, начинаются прямые действия, а именно необоснованный арест счетов нашей избирательной кампании. И 18 числа, когда уже было объявлено о том, что собрано около 450 тысяч подписей, происходит мое задержание.

Мое задержание происходит в режиме того, что так как я никуда не сбегал, так как в деревне, где я живу, достаточно далеко просматриваемые дороги, мне сообщили, что у меня на этих дорогах ждут, я все равно считал, что это не может быть сделано, ехал на работу. Поехал в наш штаб, меня арестовали. Все мои требования относительно того, что мне нужна адвокатская защита, то, что я не сопротивлялся, просил представиться этих людей, собственно были проигнорированы. Меня отвезли в ДФР, я не знал, что это такое и как. И не дали возможности пообщаться с адвокатами, не дали возможности сделать какие-то заявления. И никаких действий собственно со мной не происходило. И, условно говоря, можно уже подводить итог тому, что через полтора месяца после моего заявления я был помещен в следственный изолятор СИЗО КГБ.

Что касается дальнейших действий. Несмотря на то, что возможности повлиять на процесс у меня уже не было, 20 числа мои адвокаты и члены штаба благополучно явились в ЦИК. И 14 июля ЦИКом было заявлено, что все требования законодательства — как в части декларации моего имущества, в которой я, в том числе, указал изъятые средства у моих друзей, так и все имущество и недвижимость, которая у меня была зарегистрирована — все соответствует действительности, количество подписей верное. Но меня не регистрируют, потому что существует письмо от комитета Госконтроля. Ни в одном законодательном акте не существует ограничений и такого нормативного акта, как письмо Госконтроля как аргумент для того, чтобы не регистрировать.

Я хочу сказать еще то, что 18 числа, кроме меня, в этот же день был задержан мой сын. Основная вина которого, собственно — то, что он мой сын и руководитель моего штаба. До сих пор он находится в следственном изоляторе, в СИЗО КГБ. Ну, я конечно не знаю, какие следственные действия с ним производятся, но, наверное, что-то там делается.

https://youtu.be/b5IXxRBrpLA

Таким образом, можно сказать, что после подачи всех возможных жалоб Верховный суд под достаточно, как мне кажется, спорным предлогом о том, что, оказывается, сроки исчисляются не сутками, а чуть ли не часами, отказался принимать наши жалобы о неправомерности нерегистрации и меня окончательно сняли с избирательного процесса, и дальше начинается уже совсем прямая работа по уголовному делу.

Чтобы было понятно: параллельно со всеми этими событиями, как я уже сказал, мало того, что мое задержание, я считаю, было абсолютно необоснованным — я уже сказал, я никогда не собирался скрываться и ничего не делал для этого и не препятствовал никакому следствию. Я надеюсь, у людей более хорошая память, и вы помните, какой был информационный фон в то время, когда должностные лица, государственные СМИ безапелляционно заявляли о виновности меня, сотрудника банка, тогда, когда еще даже… Следственные действия только-только начались, но уже с экранов телевизоров было доказано, показано относительно того, что Бабарико и Газпромбанк устроили международную прачечную в миллиарды долларов.

Кроме того, когда были использованы законные средства — а именно, многие люди, авторитетные люди, я им говорю огромное спасибо за это, выступили как поручители и пришли в КГБ для того, чтобы подать заявление — часть из них была арестована. Часть из них подверглась административному аресту, кто-то, не знаю, штрафами или нет, но они были точно задержаны и привлечены к ответственности.

И в завершение своей аргументации я скажу следующее: банковская сфера достаточно жестко регулируется в Республике Беларусь. Кроме того, она регулируется не только внутренними, локальными актами отдельно взятого банка. Она регулируется требованиями законодательства, которое предусматривает службу внутреннего контроля, утверждаемую акционерами, а не председателем правления, ревизионную комиссию, назначаемую акционерами, комитеты совета директоров на постоянной основе, действующие и проверяющие аудиторскую деятельность, риски, комитет по рискам, непосредственно сам совет директоров, собрания акционеров. Но со стороны и внешних контролирующих органов контроль осуществляется постоянно как со стороны Национального банка, КГК, наверное, не выдам большой тайны: к каждому банку прикреплен отдельный куратор со стороны КГБ.

Помимо этого, банк проходит ежегодные процедуры в международной аудиторской компании, белорусских аудиторских компаниях, рейтингование. Белгазпромбанк был по рейтингу, как правило, всегда один из лучших. Можно сказать, всегда лучшим с точки зрения получения рейтинга.

Хочу сказать, что вся или большая часть из контрольных процедур даже не на регулярной ежемесячной основе, а на регулярной ежедневной основе осуществляется. Есть куча отчетностей ежедневных.

И вот на протяжении всех 20 лет при такой системе контроля — как со стороны акционеров, так и внешних структур — в Белгазпромбанке не было найдено ни одного нарушения, которое могло бы даже иметь намек на уголовное преследование, и уж тем более на коррупционную составляющую или еще на какую-то составляющую.

Хочу сказать удивительную штуку: в январе месяце закончилась внеочередная — подчеркиваю, внеочередная — проверка Нацбанка, в январе 2020 года, которая, как всегда (не бывает работы без нарушений) выявила нарушения. Но эти нарушения не являлись существенными, и менеджерам Белгзапромбанка было разрешено получить полностью вознаграждение по итогам предыдущих лет работы. Таким образом, выдвигая обвинение, которое вы сейчас слушали, следственные органы, с моей точки зрения, ставят под сомнение профессионализм и целостность всей системы контроля, существующей в банковской системе Республики Беларусь, и профессионализм акционеров системы контроля. На всякий случай я напомню, что акционерами являются Газпромбанк московский и «Газпром». То есть уже на протяжении 20 лет все эти органы никак не могли найти, можно сказать, глубоко законспирированную такую систему, а вот следственные органы, арестовав всех, оказались, значит, правы.

На основании всего вышесказанного я хотел бы еще раз заявить, что предъявленные обвинения я категорически отрицаю, считаю, что все уголовное преследование имеет целью именно не раскрытие реального преступления, а дискредитацию меня как реального конкурента действующего на тот момент президента Республики Беларусь.

Оно нацелено на воспрепятствование мне моего политического мнения, которое безусловно расходилось с мнением на тот момент действующего президента, но было поддержанным достаточно большой частью гражданского общества Республики Беларусь. Суммируя все вышесказанное, я могу сказать так, что до моего выхода на политическое поле Республики Беларусь никаких претензий, даже я более скажу, не просто выхода, а до 18 июня никаких претензий ко мне не было, никаких уголовных дел по отношению к сидящим в этой клетке людям не было предъявлено и не было заведено до 11 числа, соответственно, для них, и до 18-го для меня.

Обвинения, которые были предъявлены мне при задержании, на сегодняшний день даже не являются предметом рассмотрения. То есть они были сформированы уже в период, когда все находящиеся здесь люди содержались в СИЗО КГБ. Данное уголовное преследование основывается исключительно на добровольности показаний, которые люди давали в СИЗО КГБ. Я понимаю, что СИЗО КГБ способствует просветлению памяти и формированию правильных этих самых, но все-таки никогда не думал, что времена 1930-х годов можно увидеть здесь.

Исходя из этого, я категорически отвергаю эти обвинения и не согласен с ними. Почему? Потому что никакой организованной преступной группы не было. Каждый здесь сидящий это подтверждает, что они действовали исключительно в интересах банка и исключительно по собственной инициативе. Я не являлся инициатором создания никаких иностранных компаний и не отдавал никаким иностранным компаниям какие-то команды управления, которые противоречат законодательству. Не являлся собственником указанных денежных средств, которые присутствуют в обвинении. Я никогда не навязывал никаких незаконных условий сотрудничества ни одному из субъектов хозяйствования или персонально каким-то людям.

Я никогда не давал указаний никаких сотрудникам банка и иным лицам по совершению каких-либо противоправных действий, мы не услышали ни у одного из здесь говорящих, чтобы из уст моих прозвучала фраза сделать что-то в обмен на денежное вознаграждение и уж тем более в ущерб банку.

Я никогда не получал взяток, ни под видом дивидендов, ни в какой любой другой форме. Я никогда не совершал действий в интересах других субъектов, кроме Белгазпромбанка, и, соответственно, против интересов службы. Как я уже говорил, напротив мои действия и собственно, результат деятельности Белгазпромбанка подтверждает, были направлены на развитие данного института.

Меня, конечно же, сильно удивило, когда я читал показания, а уж тем более когда я слушал, что мои бывшие коллеги оговорили себя и пытаются оговорить меня, но, наверное, я понимаю. Я понимаю, почему это сделано — потому что то давление, которое оказывается в рамках СИЗО КГБ, оно, ну, на самом деле, я точно так же вел те самые беседы и знаю, как было. Один раз слышал, один из деятелей сказал с сожалением в голосе, что, вы знаете, физические пытки запрещены.

Я, конечно, понимаю, что физические пытки запрещены — это слава богу. Но вести беседы в непрерывном режиме часами, иногда даже по ночам — это тоже еще та история. В рамках этих непроцессуальных бесед, я понимаю, что каждый из них (других фигурантов дела — прим. ред.) содержался не только сам под прессингом. Прессинг оказывался, в том числе, на их родных и близких людей. Я могу сказать, что, наверное, это не самая лучшая история: знать, что твои дети находятся в СИЗО КГБ.

Информационные атаки госСМИ, которые проводились постоянно, а вы знаете такое удивительное свойство: в СИЗО КГБ, как оказалось, заключенные обязаны смотреть «Панораму». Обязаны! На каком основании — я не очень знаю. Но! Если вы вспомните, что показывают в «Панораме»… Я не сильно считаю себя волевым человеком. Но устоять от абсолютного бессилия когда ты слышишь, на каком уровне и в каком объеме предопределена вина, то, естественно складывается желание пойти на компромисс, дабы минимизировать те страшные последствия, о которых говорят с экрана телевизора.

Кроме того, очевидно, что они были введены в заблуждение относительно возможных сумм возмещения того ущерба, которые могли возникнуть в рамках тех обвинений, которые выдвигались. Не исключаю, что в этом состоянии мое заявление и решение выдвигаться, и последствия, которые были, собственно, вызваны этим решением, очень существенно сказались на судьбах этих всех людей. У кого рухнула карьера — успешная, одна из лучших карьер в банковской системе Республики Беларусь с очень неплохим, еще раз подчеркну — законным — возмещением за тот труд, который они делали. У кого-то рухнул бизнес, который они выстраивали на протяжении многих-многих лет. И поэтому, наверное, какие-то вполне обоснованные настроения против меня… То есть механика путать причину и следствие.

И если посмотреть и послушать даже первоначальные признательные показания, то мы увидим, что большая часть из них на самом деле содержит правдивую информацию. А правдивая информация следующая: проект DELAY — это группа компаний, будем называть ее так, это классический стартап. Сейчас это очень модно, когда ничего не имеющие за плечами люди приходят к другим людям и говорят: «У меня есть идея». Эту идею выращивают, разговаривают, чего-то делают, дают консультации. И мне очень нравится это: «А что вы сделали? Вы все молча слушали и кивали». Вы знаете, экспертное мнение можно выразить даже молча. Когда умный человек тебе что-то говорит, ты просто киваешь: «Да, класс». Это называется экспертное мнение. Для этого не надо ничего даже делать. Тебе умные люди, которые считают тебя достойным того, чтобы что-то изложить, рассказали, ты им не возразил.

Я считаю, что это классическая история стартапа. Мало того, в этом стартапе участвует банк с самого начала. Я как руководитель банка безусловно заинтересован в том, чтобы этот стартап работал. То есть роль банка для группы компаний DELAY, подчеркиваю, без нас его бы не было. Тот, кто знает историю возникновения любого бизнеса, (понимает) найти такого партнера дорогого стоит. На старте, я уже говорил, для любого стартапа деньги являются не самой главной целью. Для любого стартапа важна интеллектуальная устойчивость. Я не знаю, почему люди, сидящие в этой клетке, отказываются от своего фантастически классного интеллектуального потенциала, который они либо молчаливо, либо каким-то иным образом вкладывали в развитие этого стартапа.

Здесь прозвучало, что инициатива исходила от господина Селявко, члена совета директоров — органа, который учреждают ак-ци-о-не-ры. Это не менеджмент выступил с инициативой. Это выступил один из членов совета директоров. И механизм, предложенный этим человеком, не предусматривал ни-че-го противозаконного. Наоборот, было четко сказано: эта история владения и получения дохода от легального бизнеса.

Что еще хочу сказать? Вы слышали, что те механизмы, в рамках которых осуществляет деятельность Белгазпромбанк, были созданы в последнее время и только ужесточались. Основная задача меня как руководителя была в формировании механизмов, обеспечивающих принятие решения исключительно в рамках эко-но-ми-че-ской обоснованности и соблюдения законодательства. Ни один человек в банке не может принять решение или каким-то образом сформировать положительное решение по любому вопросу. Это механизм коллегиального принятия этих решений.

Отсутствует, как я уже говорил, любое свидетельство моих указаний делать что-либо против интересов банка и в ответ получать какие-то вознаграждения. Во всех показаниях все говорят о долях владения бизнесом.

Единственная точка, которая может являться основанием чувства вины у людей — это тот самый пресловутый конфликт интересов. А теперь можно я расскажу, что такое конфликт интересов. Конфликт интересов — это когда вы делаете что-то против интересов той организации, в которой вы работаете. Ни один из этих людей не сказал, что они в своих решениях руководствовались интересами компаний «Активлизинг», еще что-то там. Все они руководствовались интересами Белгазпромбанка. Первый признак конфликта интересов отсутствует.

Далее. Я могу, и предложение прозвучало, и механизм предложенный, был сделан членом совета директоров. До 2014 года, а предложение было сделано в где-то в 2007-2008 году, тогда вообще не существовало понятий конфликта интересов и документа, который его регулировал. Существовали нормы — этические и моральные — известить акционеров и совет директоров. Расскажите мне, пожалуйста, когда вам делает предложение член совета директоров, как вы думаете, он известил (неразборчиво). Каждый человек должен подойти к каждому члену совета директоров и сказать: «Ты знаешь, мне поступило такое предложение».

А в 14-ом году, когда был принят кодекс корпоративной этики, и, так уж совпало, что в 15-ом или когда случился инцидент с Сергеем Михайловичем, именно я сказал: даже ту историю, которая когда-то где-то была озвучена, нужно пре-кра-щать. То бишь это была моя инициатива, и вроде ее никто не оспаривал.

А теперь представьте наступает в любом стартапе «выхлоп» (модно сейчас называется: «экзит»). На 2015-2016 год группа компаний DELAY, я думаю, стоила очень больших денег, потому что она, как было сказано, если мне не изменяет память, приносила до пяти миллионов долларов годовой прибыли. Поэтому доли, о которых здесь коллеги упоминали, поверьте, стоят каких-то денег. И поэтому я не знаю, конечно, механизмов и все остальное, но с моей точки зрения — это продажа. Как она происходила, эта продажа, я не знаю. Но были, исходя из того сказанного, некие владения, которые люди через какие-то компании и потом механизмы продажи этих компаний, и должны быть какие-то компенсации.

Почему это незаконно, я тоже не очень себе представляю, как, отчего и почему эти «экзиты» считаются преступлением — то есть когда люди продают свою долю и получают за это вознаграждение.

Что касается компании «ПриватЛизинг» для банка и двух компаний DELAY для банка, то это были одни из топовых компаний, для нас это топ-20. Даже та самая отчетность, которая требовалась по конфликту интересов, ежегодно, еже-год-но на совете директоров присутствовали менеджеры, каждый из этих людей участвовал в работе совета директоров. И мы каждый год рассказывали о взаимоотношениях Белгазпромбанка с группой компанией DELAY и о тех успехах, которые они приносили Белгазпромбанку. Поэтому даже отчетность перед советом директоров о деятельности присутствует.

Что касается компании «Активлизинг», мне сложно что-то говорить относительно там входов, выходов, какие условия и все остальное. С моей точки зрения, из рассказов, которые я услышал, это та же самая история, классическая история стартапа. Компания, которая стоила ноль, оказывается, сейчас она стоит 3 миллиона. Замечательно, хорошо. То есть как происходит механизм «выхода» и все остальное — это другая уже история. Но сам факт выращивания компании с нуля до таких размеров на абсолютно законных основаниях, с моей точки зрения, не является преступлением.

Но, опять же, в СИЗО КГБ у владельца этой компании наступило просветление и он осознал, что выплачиваемая справедливая стоимость этой компании является взяткой. Ну… дело такое.

Еще один эпизод, который мы услышали — это «Марконстрой». Здесь вообще, если честно, слабо представляю себе, когда все понимают, что от одного человека ничего в банке не зависит, какой бы он ни был: заместитель председателя, председатель правления. Люди дают человеку, с его слов, какие-то деньги за то, чтобы было принято решение. Ну, я не знаю, ну дали деньги, ну, решение приняли по клиенту, который был, как было сказано, для банка это было супернеобходимое решение. Кредиты вернули, все остальное, где здесь взятки, на каком основании люди дают такие деньги… Я не знаю, дают они их или нет. Но еще раз подчеркну: механика предоставления кредита в Белгазпромбанке не подразумевает никаких принятий решений либо одним человеком, либо экономически необоснованным решением.

Ну и еще один эпизод — Октябрьская, 16. В этом зале, я почти уверен, все знают, что такое проект Белгазпромбанка «ОК16». Насколько он важен был (к сожалению, наверное, был) для республики, какие замечательные культурные проекты были реализованы. И в целом Белгазпромбанк сделал очень много классных проектов, начиная от возвращения наследия наших белорусских художников, развития театрального дела и создания культурного кластера.

Я могу сказать, я не отрицаю, я очень заинтересован был в том, чтобы Октябрьская улица развивалась в направлении, заданном Белгазпромбанком. Соответственно, безусловно, я проводил кучу встреч с людьми, которые готовы были вкладываться в развитие улицы под нашу концепцию. Но я не очень понимаю, откуда возникло отмывание денег, потому что у меня денег полученных преступным путем нету, и уж тем более я никак не мог их отмывать.

С учетом собственно вот происходящих событий подытожу, я очень искренне сомневаюсь, высокий суд, не хочу никого обидеть, в объективности судебного разбирательства. Потому что я прекрасно понимаю тот прессинг, который продолжается даже сейчас. Вы слышали и до начала, и во время судебного разбирательства заявления господина Лукашенко, господина Шведа (генпрокурор РБ — прим. ред.) об уже установленной вине и о том, что надо сделать, кого куда — ну, можно представить. То есть я понимаю, что прессинг по принятию решения давит не только на сидящих в этой клетке.

Поэтому я могу сказать, что в дальнейшем я не буду пока на этом этапе отвечать ни на какие вопросы, давать дополнительных каких-то объяснений и показаний. Я считаю, что я достаточно много сказал по сути предъявляемого обвинения.

Виновность людей, которые здесь находятся… Я убежден: в том именно, в чем их обвиняют, в чем они добровольно признаются — что они невиновны.

Я верю в то, что абсолютно беспристрастное нормальное разбирательство этого дела, исходя даже из того, что они говорят, будет разделено большей частью граждан не только нашей страны, но и во вне.

Я на самом деле не мог для себя ответить очень долго на вопрос: правильно ли я сделал 12 мая, потому что, еще раз подчеркну, последствия для дела 25 лет моей жизни, последствия для людей, да, наверное, их нельзя назвать друзьями, но я в какой-то степени нес ответственность за выстраивание их карьер, за сына, за друзей.

Вот здесь было очень правильно сказано: мотив всех действий. Я знаю одно: мотив 12 мая у меня был только один: я хочу жить в стране, где торжествует закон. На этом все.

В зале звучат аплодисменты.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Подпишитесь на наши новости в Google

Eсли вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

«До выхода на политическое поле никаких претензий ко мне не было»: Что сказал Виктор Бабарико в суде (АУДИО + ТЕКСТ)

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: