«Я до этого такой боли не знал. И не знал, если они продолжат: умру я или не умру?»: пациенты БСМП об издевательствах

TUT.BY удалось пообщаться с пациентами Больницы скорой медицинской помощи в Минске. Некоторые из них до сих пор в реанимации, другие сегодня смогли наконец выписаться и вернуться домой, к родным. Но впереди еще месяцы лечения и реабилитации.

Все собеседники, кроме одного, согласились говорить с открытым лицом, а также производить фото- и видеосъемку и разглашать диагнозы.

Мы благодарим медиков, которые все эти дни в тяжелых условиях, часто рискуя своей собственной жизнью, спасают людей — на какой бы стороне противостояния пациенты не оказались. И благодарим докторов за то, что они позволили нам услышать голоса этих людей.

Если вы не уверены, что готовы это читать — лучше не читайте. В видео представлены монологи пациентов в сокращенной версии, в тексте ниже более подробно.

Алексей Курачев, 20 лет

Диагноз: закрытая легкая ЧМТ, сотрясение головного мозга. Ушиб мягких тканей и тканей правой скуловой области. Кровоподтеки левой и правой надбровной областей, мягких тканей правого и левого бедер, левой ягодичной области. Травматический шок 2-й степени.

«Это было в ночь на 13-е августа в районе Комаровского рынка. Я мирно шел с людьми, кричали «Жыве Беларусь». И тут кто-то сказал: едут автозаки. Бегу во двор, а там школа… Меня во дворах задержали. Там мой преподаватель по биологии живет…

И вот один мне завязывает руки, а еще несколько омоновцев бегут, и один мне по лицу прописывает с ноги. Другой — дубиной. Люди из окон кричат «что творите», а они говорят, типа, «они вам скоро коктейли Молотова в окна будут кидать».

Бьют и ведут к автозаку. И начинается со мной диалог: «Зачем ходишь?». Говорю, хотел, чтобы демократически выборы в стране проходили, без фальсификаций. А они говорят — «Хочешь к пенд***м присоединиться? Говорю, я не хочу к ним, ребята, к пенд***м, я хочу демократические выборы. Один мне говорит: «Лучше бы ты не попадался. Ты не представляешь, что тебя ждет».

Я был один на весь автозак. Они меня всем автозаком обрабатывали. Избивали все, кто там был — человек 8 или 10, полностью экипированных. Здоровые такие. Принимают несколькими ударами, я падаю лицом в пол. Сказали «руки за голову», и начинают месить меня. Бьют везде, бьют-бьют-бьют.

Это было очень долго, думаю, примерно час, может больше. С перерывами на то, что меня выводили и пробовали узнать, кто мой «координатор». Ну, и били-били. В основном, по ногам и ягодицам. Потом сказали: «надо его подстричь, он п***р какой-то». Ну, и берут меня за волосы, отрезают волосы. Сказали, жри. Я говорю: «Мужики, я не хочу жрать». В итоге я их себе в карман джинсов положил, там и остались.

Достают телефон, читают сообщения. Постоянно угрожают изнасилованием. Палку мне тычут между булок, «сча петушком тебя сделаем».

Можешь их молить, можешь не молить — они продолжают тебя бить. И я их просил, мол, мужики, ну не бейте. Они бьют по одним и тем же местам, лупят. Я говорил: «Мужики, я понял вашу позицию, я только мирно собирался протестовать». А они: «Ты что, камни в нас собирался кидать?». А я никаких камней, никаких коктейлей Молотова не кидал, даже не собирался.

Вытаскивают из автозака, трусы на мне порвали. Встречает нас какой-то боевик. Такой матерый, и говорит — ну что, будешь расстрелян! Я говорю: «Мужики не расстреливайте меня. Я ничего такого не хотел вам сделать».

Отводят меня к еще какому-то мужику. А у них навязчивая мысль, что мне кто-то заплатил или что я под наркотой. Постоянно об этом спрашивают. Им походу так объяснили про всех, кто протестует. Выискивали, кто у меня информаторы или координаторы. Я говорю: «Мужики, у меня нет никакого координатора». Но они в это не верят. И тут говорят: ну все, мы тебя сейчас заведем. И это были еще цветочки.

Дальше ведут меня, это было у стелы, к автозаку другому. И тут я слышу вопли. Лютые вопли. «Вот, — говорят, — там один жирный, сейчас ты на его месте будешь». Захожу туда, говорю: «Мужики, я уже полностью осознал свою вину, не трогайте меня». Ну, их это, конечно, не интересует.

Они избивают парня, просто люто месят. Походу, с Серебрянки привезли. Мне несколько раз влупили и положили в конце автозака. А пацана бьют-бьют, бьют-бьют, лупасят просто нещадно. Он говорит: «Мужики, я уже кричать не могу, а они отвечают: ну так не кричи». И продолжают его бить.

Потом пацану что-то совсем хреново стало, его из автозака вытянули. И я понимаю, что меня сейчас то же самое ждет. Начинают лупасить. А меня уже в предыдущем автозаке, в принципе, отлупасили максимально. И меня по тем же местам бьют. Я ору, я визжу. Боль просто невыносимая. Но их это не интересует. Я понял, что больше не могу кричать.

Я просто замолчал. Бьют-бьют, бьют-бьют, бьют-бьют, бьют-бьют. В какой-то момент останавливаются и говорят: «Так, мужики, он походу от болевого шока откинулся». Я уже не мог говорить, до этого тот боевик мне по уху прописал, я мямлил что-то, говорить не мог. Понял, что уже не могу реагировать ни на что.

Они говорят: «Лешка-Лешка». Я молчу.

Они меня облили водой и выкинули на бетон. Я в этот момент понимаю, что если сейчас буду двигаться, то этот ад продолжится. Не двигаюсь. Меня поливают холодной водой, я на асфальте. Думаю, хоть бы менингит не подхватить.

Примерно через 25 минут приезжает скорая. Доктор, думаю, понял, что я в сознании, но заявлять этим не стал. Мне сразу капельницу вкололи и увезли. После этого я отрубился и очнулся в больнице.

Какая-то такая история…

(…) Я до этого такой боли не знал. И не знал, если они продолжат: умру я или не умру?

— Как долго вас избивали?

— В такой момент время относительно… (…) Во втором автозаке, на стеле, ребята были абсолютно глухи к каким-то словам. Ты можешь визжать, молиться — все, что угодно, но их это абсолютно не интересует. Они нацелены тебя убивать. И насиловать.

Еще гимн заставляли петь, в автозаке. Говорить «я люблю ОМОН». Короче, изощрялись. Абсолютно беспощадные люди. Я так понимаю, ОМОН должен принимать особо опасных преступников, например, террористов, вооруженных. Они используют беспощадные меры, невозможно терпеть такую боль. Реально просто невозможно. Это невыносимая боль, и они ее применяют просто к людям.

Слышал от доктора, что девушку привозили сюда, и ее тоже грозили изнасиловать.

— Вам вызвали скорую только после того, как подумали, что вы отключились?

— Да, только когда подумали, что я помер.

Максим Сальников, 34 года

Диагноз: сочетанная травма, закрытая легкая ЧМТ, сотрясение головного мозга. Ушиб мягких тканей затылочной области и грудной клетки. Закрытая травма живота. Разрыв 3,4 сегментов печени.

— На проспекте Рокоссовского вышел в магазин за сигаретами,. Зашел за угол дома. Из-за кустов вылетели. Они уже стояли со щитами. Смотрю бегут ко мне, а я один был. И говорю: «Не-не, все нормально ж!». Все равно положили и начали избивать. Залили газом.

Потом закинули в машину, там избивали. И когда в [Ленинское] РУВД привезли, там еще пару раз дали. Это в принципе все.

Максим умолкает. И очень долго смотрит перед собой. Сложно описать, что в этом взгляде.

— Вас избивали прямо на улице?

— Да.

— Сколько по времени?

— Минуты три.

— По чему били?

— По печени.

— Можете сказать, с какой травмой вы здесь находитесь?

— Частичный разрыв печени.

— Вам сделали операцию?

— Да. Позавчера вечером. (…) Третьи сутки я здесь.

— Как вы как сюда попали?

— Из дома вызвал скорую.

— То есть вы после избиения вернулись домой и вызвали?

— Да.

Александр Альховский, 21 год

Диагноз: закрытая сочетанная ЧМТ, сотрясение головного мозга. Пневмомедиастинум. Подкожная эмфизема шеи. Множественные ушибы, ссадины мягких тканей головы, туловища, левой конечности.

Меня задержали в ночь с 11 на 12 августа на Горецкого, 73. Там люди собирались, а я шел во двор. Микроавтобус с сотрудниками ГАИ заехал вперед. И побежали, повалили на землю, пинали дубинкой и ногами.

Потом загрузили в бус, и долго катали катали, долго, около часа, двух-трех, я не знаю.

В бусе самом применяли силу физическую. Потом куда-то привезли и по «коридору» пропустили — дубинками, ногами со сторон пинали.

В РУВД уже все хорошо было, физической силы не применяли. То есть мы просто ждали. На улице положили лицом в землю. Спрашивали, у кого были какие-то деньги при себе — типа, заплатили тебе за митинг, условно, 20 долларов? Какие-то провокационные вопросы задавали.

Через сутки нас отвезли на Окрестина, где я был осужден. Потом, по состоянию здоровья, меня вывезли оттуда в больницу.

— Почему вас забрали в больницу?

— Сотрясение мозга, гематома на бедре, ушибы множественные. С дыхательными путями была какая-то проблема: скопился воздух в бронхах, было трудно глотать, дышать, голос немного изменился. Делали КТ, УЗИ, все проверяли.

— Еще раз можете уточнить, кто вас избивал?

— Сотрудники ОМОНа, как я понял. В черной одежде, масках. Кто конкретно — не скажу, по фамилии мне никто не представлялся. Ну, и номеров микроавтобуса не скажу, даже марку не вспомню.

— Сколько человек вас избивали?

— Двое. сначала один бил по ногам, потом подбежал второй. Но в самом бусе я лежал головой в пол, прятал под сидушку, чтобы не отбили, ведь руки застегнули за спиной. Я не смотрел, сколько их было в микроавтобусе. По разговору, человека четыре, может больше.

— Вам что-то при этом говорили?

— Матерились, угрожали расправой физической. Вплоть до чуть ли не летальных исходов. Задавали такие вопросы: кто тебя купил, кто тебе оплатил?

— Вам только с Окрестина вызвали скорую?

— Да, там я обратился к врачу. Показали на меня, сказали, будем госпитализировать.

Со мной на Окрестина человек 30 ехало, из них, может, двое уехало в больницу. Вроде еще забирали людей. Говорят, много парней, которых избили так «хорошо». В целом, к медикам обращалась масса людей.

[Для меня] вроде все закончилось нормально. Нормально относительно…

А эти — молодые ребята. Молодые все. 20−25 лет, 30. Мои ровесники.

— Которые вас задерживали?

— Да, которые задерживали. Ведут какие-то дела те, кто постарше, — просто с какими-то бумагами работают, скажем так.

— Как нашли вас родные?

— Позвонить не дали, никто им не сообщал. Искали сами. Когда скорая ехала, фельдшера попросил позвонить, и он любезно согласился. А там позвонить — нет, написать — не дают. Так и держат. Были люди, которые по трое суток сидели — так и не позвонили. Вплоть до того, что люди не ели. Воды только дают. И парни сидели трое суток в РУВД, их просто некуда было везти.

— Сколько вы пробыли на Окрестина?

— Сутки в РУВД и сутки там.

— Вас кормили? Давали пить?

— Покормили, дали пить, как положено. В тот день все тихо прошло, приходило много адвокатов, и будто какие-то журналисты. Говорили, что из-за этого все так тихо.

— Живущие по соседству от изолятора люди сообщали о жутких криках по ночам. Вы это слышали?

— Ночью я не слышал стонов. Но те люди, которые провели там сутки, говорили, что приходят, по спине бьют и по ногам. Меня лично не били. Условно, сутки провел, сказать не могу.

Мария Зайцева, 19 лет

Диагноз: закрытая ЧМТ, травматическое субарахноидальное кровоизлияние. Ушибленные раны правого виска, правого плеча. Осколочные ранения век и параорбитальной области правого глаза, инородное тело в склере, контузия глазного яблока, субконъюктивальное кровоизлияние в правом глазу. Взрывная травма. Травматическая перфорация барабанной перепонки справа. Посттравматическая нейропатия правого локтевого нерва с легким парезом 4−5 пальцев правой кисти.

— Я родом из Гомеля, сейчас в Минске после протестов 9 августа. Меня ранило, предположительно, осколками светошумовой гранаты. И еще пару пуль во мне резиновых нашли. Мне досталось серьезно, да.

— Где это случилось?

— На стеле 9 числа. Не знаю конкретный адрес, я не местная. (…) Где-то на боку следы после осколков. И еще, говорили, пули во мне нашли, но я не помню уже, как по нам стреляли. Меня оглушило после взрыва.

А дальше мой знакомый и люди вокруг пытались меня оттащить куда-то. В сеть еще попали страшные фото как я сижу в полумертвом состоянии, голова пробита и вся в крови. Меня оглушило: я ничего не слышала и не видела. Пытались еще со мной общаться. Ну, а потом, видимо, на скорую доставили меня и увезли в больницу.

— Я вижу следы у вас на шее.

— Да, меня ранило в голову. Ну, и еще порвало барабанную перепонку.

— И вы сейчас этим ухом не слышите.

— Верно. Но оно может восстановиться. Все не так плохо, барабанная перепонка может зарасти. Пока что заживают раны от осколков и пуль, а там уже и с ухом разберутся.

— Вы упоминали раньше, что даже не видели?

— Меня ослепило. У меня контактные линзы, довольно плохое зрение. Одна из линз и выпала после удара по глазу, видимо, осколки прилетели. Линза и спасла. Благодаря этому я осталась со зрением. Сейчас ничего не вижу только потому, что не могу их надеть. Но зрение есть, нормально.

— Вы видели, кто и откуда стрелял?

— Помню самое начало протестов, когда люди стояли в большой сцепке в несколько рядов. Перед толпой какие-то ребята ходили с мегафонами, но я не могла разобрать, что говорят. Вроде пытались вступить в переговоры с милицией. Милиция ничего не делала. Они даже опустили щиты. Люди говорили им, чтобы те не выходили против, что люди придерживаются мирного протеста. Хотя были там неадекватные люди, которые бросали бутылки пустые в милицию. Но те не долетали: было достаточно большое пространство. И плюс быстро успокаивалась толпа, люди были за мирный протест.

Потом милиция снова подняла щиты, стали поливать водой из пушек. Не знаю, зачем и почему. Стояли мирно, кричали, что за мир. Помню, нас поливают водой, и после этого — взрыв, я лежу на земле. И после этого ничего не помню.

Александр Пашковский, 32 года

Диагноз: закрытая ЧМТ, сотрясение мозга, подкожная гематома теменно-затылочной области. Состоявшееся носовое кровотечение.

Попросил не снимать его лицо.

— 11 августа мы ехали со знакомыми: попросил друзей подвезти от дома на Пушкинскую, — не вопрос. Ехали туда цветы возложить. Через окно их бросили и поехали дальше.

В то время все было перекрыто, везде были омоновцы. Так мы доехали до проспекта Независимости и повернули направо, чтобы развернуться, а возле Красного костела нас остановили гаишники. Попросили водительские документы, потом показать багажник. И сказали проехать за два экипажа вперед, ждать там, на развилочке за мостом, который идет на Институт культуры,.

(…) Через три-четыре минуты подъехал тонированный Ford, темный бус. Оттуда вышло четыре, по-моему. Не омоновцы. У них треугольник на форме сзади. Надписей особо не помню. Окружили машину и сказали выходить. По какой причине — говорить не стали. Сказали заткнуться. Открыли дверь, стекла, по-моему, выломали. Вывели, заломали лицом вниз. Меня первого в бус затянули.

Я хотел сесть, повалили на колени. Начали бить дубинками, всем били — руками, ногами. Этих парней тоже завели, то же самое: бить начали. Забрали телефоны, стали пароли спрашивать. У ребят без пароля были, и те видео какие-то смотрели с Нехты и всех этих каналов. Кричали на них, что «А, журналисты засланные!», били за это. Я не сказал свой пароль, и за это меня тоже били. Это их еще больше подстегивало.

Везли минут минут 10, все это время избивали. кого-то сильнее, кого-то — если так можно сказать, — несильнее. Мы остановились, стали пересаживать в автозак. Между машинами расстояние было чуть меньше метра. Сказали вылазить на коленях.

Начинаешь вставать, и тебя начинают бить. На улице по бокам стоит по омоновцу. Но они те, что перевозят заключенных. Форма такая, без опознавательных знаков. Ну, и дубасят. Говорят доставать все из карманов, ты начинаешь руки в карманы засовывать, и тебя снова начинают херачить.

Не дай бог у кого-то находили что-то похожее на ножик или что можно использовать как оружие, заколка та же. Еще сильнее били со словами «ты организатор, что, перемен захотел?».

Внутри сказали отвернуться, по углам зашиться. К окошку не подходить, если увидят такое — «смотреть уже не сможете».

Буквально через минуты две-три еще троих человек закинули, они уже были в стяжках. Обычные работяги, со стройки шли. Там нас напаковалось человек 19. Двоих парней из машины достали, когда ходили масло менять в машине, возле магазина Bigzz. Машина их осталась на улице стоять.

Последними взяли парня на велосипеде и девушку-медика. «Что, помощь захотела оказывать? Кто тебе сейчас окажет помощь?», говорили. Не били, но морально унижали. Она плакала сидела.

У парня с велосипедом с сердцем плохо стало, они остановились и вроде какой-то врач дал таблетку. И это все часов… около 8 вечера нас из машины вытянули, часа-два три продолжалось это все.

Потом мы приехали в Ленинское РУВД, на подъезде были слышны крики, что людей бьют. Так как нас было дофига человек, не было видно, что к чему. Заехали во двор, дверь открывается — и у тебя такой коридор из заграждений маленьких, пока идешь, тебя с двух сторон херачат дубинкой омоновцы с криками «что, захотели перемен? ну вот ваши перемены». Получается, метров 15 коридорчик.

Начинают по периметру у стены заднего двора выстраивать. И там человека 2−3 было, у которых была обязанность — проходить и дубасить. Получается, чувак слева от меня падал с потерей сознания, мы пытались ему помочь — нас начали бить и его бить, чтобы в сознание привести.

Кинули к стене, сказали: «еще раз упадешь — в жизни не встанешь». Подходила девушка с омоновцем, переписывали данные. У нормального человека рефлекс повернуться к собеседнику — и кто поворачивался, тех били.

Спрашивали ФИО, дату рождения. По очереди отводили в специальное помещение, разными ходами, чтобы никто не запомнил, наверное. На камеру говорили кто ты, где живешь, снимали со всех сторон, одежду в которой был.

Помню, привезли одну партию или две человек, кричали, типа, это организаторы, у них топоры, ножи. И на них орали, что «это, б**, вы организаторы и зачинщики!». И били. Потом еще одну партию людей провели. То же самое: коридор, проходим — все херачат. Уже места возле стенки не хватало.

У меня от связки отекали руки очень сильно. Плечо повреждено было чуть-чуть. Стал нехорошо себя чувствовать. Подвели к врачу.

А из этой последней партии много было с огнестрельными ранениями. И реально без сознания. Их проверить особо невозможно было.

Два парня лежало возле меня с ранениями. Второй в голову либо возле шеи ранение. И тут начался жесткач: скорая все это видит, они пытаются созвониться с бригадами, куда кого везти, потому что много огнестрельных. Как понимаю, их везли в военный госпиталь либо, если человек совсем на грани, то в ближайшую больницу, чтобы спасти.

Некоторые начали терять сознание. Грубо говоря, уходить. Парня, который лежал возле меня с огнестрелом, начали быстро откачивать. А 3−4 омоновца или сотрудника РУВД, отсаженные напрочь — они били их, лежачих с огнестрелами! Орали на медиков. потому что доктор пыталась им помочь.

— Они лежачих били?

— Да. А доктор на его орет: «Скотина, отойди! Зачем ты его бьешь, ему и так х*****. А он начинает: «С**а, если еще слово скажешь, я и тебя вместе с ним».

— Это было в адрес медика?

— Медичка, она смелая такая была, начала орать на него. Он такой: выполняй мои приказы! А она: здесь приказы отдаю я, потому что человек умирает!

Эпичность всей картины в том, что когда людей били, женщина-сотрудница милиции шла и даже слова не сказала, типа, успокойтесь, остановитесь. А считается, что милиционеры лучше, и девушки хорошие. Вот вам, хорошая девушка.

Момент второй: когда лежачих больных били и на сотрудников скорой нападали — никто не подошел. Никто не сказал «успокойся, остановись». Вдали я что-то слышал такое, что его оттягивали. Но он все равно возвращался и начал орать. Был момент — я не знаю, как он ее не ударил. Еще чуть-чуть, и месилово началось бы.

Скорая пыталась брать по максимуму, людей дофига было. Не знаю, откуда их привезли. Покалеченных много было, с кровищей. И медикам препятствовали, типа, нет, мы этого оставляем.

Помню, один парень на все вопросы отвечал только «Юра». Спрашивали его фамилию, что попало, а он только «Юра-Юра». У одного парня пуля в локте была, но он соображал. Второго с головой, весь в крови, кажется, в 10-ку увезли. Пока меня тут оформляли, еще человека 3−4 привезли. Похуже, чем я.

— Много было человек в РОВД, которые находились без сознания?

— Возле меня два с огнестрелом лежали. Еще партию привезли, их газом забросали, они лежали и закрывали руками глаза, просили воды, чтобы глаза промыть, ничего не видели.

— Все это происходило где?

— Во внутреннем дворике, в здание бы все не вместились. Холодновато ночью стало, кто в одежде был еще более-менее повезло. А так в майках шортах — хватали же всех.

— По вашим оценкам, сколько человек было в этом дворике?

— 20 человек привезли нас, до нас стояло столько же. Пока нас оформляли, еще автозака два подъехало, как минимум по 20. И когда мы уезжали, то еще один.

Кирилл Пискарев, 24 года

Диагноз: закрытая ЧМТ, сотрясение головного мозга, закрытый вывих плечевой кости. Ушиб грудной клетки.

— Оказался я тут из-за белорусской власти. На проспекте возле цирка, 10 августа, через две сплошные развернулся тонированный Ford без опознавательных знаков, открылась дверь и оттуда выбежали. Я попытался убежать, но кто-то из кустов меня очень сильно сбил. Вот, вывернули плечо, много раз дубинками били по голове и по телу, шокером.

Меня уже на асфальте начали избивать. 25−40 минут избивали в бусе, потом на меня сверху еще двух людей положили. То есть я уже — с онемевшей, повисшей рукой.

На улице Рокоссовского взяли еще двух людей. Один из них был омоновец. Говорил: «я свой-свой, 120-й дивизии (улица, где базируется ОМОН). Его «пробили», что по званию старший лейтенант. Но после этих слов, что он бывший — начали крайне жестко избивать по голове со словами «уволен». Все это происходило на мне, я все это чувствовал. Рука повисла, рассечение губы было. Потом два раза терял сознание…

Я когда первый раз потерял сознание, мне два шокера к шее приставили. Вот, до сих пор шрам есть. С другой стороны шеи тоже. Второй раз, когда потерял сознание, опять два шокера мне, сбоку.

После этого нас привезли к зданию Администрации президента, я по плитке заметил. Там погрузили в автозак, он весь забит, уже 19 человек. В последнюю камеру посадили и час катали по городу. К нам подсадили таксиста, мы не знаем, где его взяли, но ему выбили переднее стекло и вытащили наружу. Парень молодой, лет 20. Тоже весь синий, и терял сознание. Когда его засунули, то стало понятно, что власти хотят максимально агрессивно все провести 10 августа.

Час катали, внутри душно и невыносимо. После привезли в Центральное РУВД. Мы это поняли, когда рядом услышали трамваи.

Еще один момент из автозака: в тонированном Ford один из избивавших был из офицерского состава. Полковник или подполковник. Какой-то матерый был, давал указания.

Вот приехали мы в РУВД, а там весь двор забит. Люди к стенке приставлены, и их там прикладами от пистолетов табельных бьют по затылку, дубинками, чтобы стояли. А если упадут — будут ногами бить.

Меня с рукой повисшей, потому что вывернули, заставили к стенке прислониться, поднять две руки. А я одну руку никак не мог поднять, и мне два раза ударили по плечу. И по ногам. Я опять начал терять сознание. И пришел кто-то из РУВД (потому что во дворе были, как я понял, не они, а «космонавты»), и меня за шкирку. Чуть наручники не надели, я уже всячески пытался показать, что если вы их сейчас наденете — я руки лишусь.

Затащили в изолятор. Там уже 20 человек было. Все избитые. Были и по 15−16 лет. Я три часа там пробыл. Без медпомощи. За это время мы поняли, что там все серьезно: на 4 этаже людей пытали, и до сих пор, думаю…

Не по пяткам бьют, а подвешивали за наручники, всячески по паху били, по голове. То есть с 4-го этажа, где проходит составление этих протоколов, как я понял, люди полуживыми выходят.

Я сам все это прошел, видел. Привезли его в изолятор, без побоев и ничего — задержали, в автозак затащили, стяжку на руки и привезли. Пошел на 4-й этаж — вернулся еле живой, ни одного живого места нет. Потом рассказывал, что было.

Были еще девушки, они сидели в соседнем изоляторе. Один из парней говорил, что их всячески старались домогаться сексуально. Якобы раздевали, ставили к стенке и фотографировали.

После выключения света меня уложили, я уже все: просто изливался потом и кровью.
Наконец, один сотрудник вызвал бригаду 103, он был из младшего состава, вроде только поступил на службу. Просто увидел меня и вызвал скорую. Пока я лежал, меня много раз били за то, что я как-то пытался удобнее руку положить. Но мне больно же.

Приехала скорая, и меня забрали в 6-ку. Мы поехали через площадь Бангалор, на «Риге» уже была жара полная. И там нам пробили колесо. В машине скорой помощи пробили.

— Кто пробил?

— Пробил тонированный Ford. Оттуда выскочили люди, когда мы уже подъезжали, ехали пару машин таких тонированных. Кто-то из них пробил колесо. Машина сразу опустилась. И мы еще еще 35 минут меняли колесо… Потом уже в обход поехали в больницу.

А она там вся переполнена. Осколочные раны, раздробленные кости и так далее.

Мне вправили плечо и поехал домой. Сутки отоспался, сходил в поликлинику, но вечером поднялась температура до 38, тошнило. Из дома снова вызвали скорую. Подозрение было на переломы ребер, много раз делали снимки.

— По вашим оценкам, сколько людей было в РУВД?

— Если считать двор, то 750 примерно. Внутри здания и во дворике, потому что все стены были заполнены людьми, а посередине гора вещей. Еще по камерам, и весь этаж забит.

Хочу еще сказать: тут [в больницу] в четыре утра приходит Следственный комитет. Они допрашивают людей, нарушая закон, потому что ночью нельзя, тем более в больнице. Ночью докторов тут нет, а медсестры не уполномочены отказывать. И они оперируют тем, что просто побеседовать. Что у них не хватит времени, потому в 4 часа утра. А на самом деле люди после операции, под лекарствами — как могут отказать? Приходят, беспокоят и других пациентов. Они делают записи, видео и аудио. Нас это как-то миновало, но на 11 этаже хирургии все говорили, что их, человек 20, следователь опрашивал. В реанимации вот никто не впускает, но и здесь тоже пару следователей ходило.

Ранее TUT.BY упоминал: медики возмущены, что к пациентам, которые пострадали от избиений в изоляторах, не приходят судебно-медицинские эксперты, чтобы задокументировать повреждения.

— Вообще, эксперты приезжают в больницу, но не к таким пациентам. Напомню, вызов осуществляется следователем, который ведет дело, — пояснил один из докторов.