Изображение против текста: как телевидение формирует ощущение «правды»

Почему картинке верят больше, чем словам

Психологи называют это «реалистичностью» изображения: чем больше сообщение похоже на непосредственный опыт — видео, «живые» кадры, эмоции на лицах, — тем выше доверие. Западные исследования показывают, что видео чаще воспринимается как нечто более правдоподобное, чем текст или аудио, именно из-за эффекта «seeing is believing» — «увидел, значит, правда».

Картинка работает на эмоцию — будь то страх, сочувствие или злость — и часто затмевает даже элементарные законы логики. Заметьте, пропагандистские программы не столько спорят с фактами, сколько конструируют определенные ощущения. Ведь если зритель «чувствует», что это правда, доказательствами можно не утруждаться.

«Кто владеет информацией, владеет миром», — авторитарные правители хорошо знают этот закон. Поэтому они берут телевидение, а вместе с ним наши эмоции, под контроль.

Беларуский опыт наглядно демонстрирует то, как именно картинка может подгоняться под «нужный» смысл.

После событий 2020 года в стране почти не осталось независимых медиа. Сайты блокируются, журналисты сидят в тюрьме или живут в вынужденной эмиграции, люди получают реальные сроки просто за подписку на «неправильный» канал. Как это не прискорбно, внутри Беларуси ключевым источником информации остается именно государственное ТВ, которое не скрывает своей откровенно пропагандистской направленности.

Все экранное время в этой системе подчинено одной задаче — сделать версию властей единственно возможной.

Как именно это работает? Суть протестов, вывернутая наизнанку

Во время массовых шествий против фальсификации выборов беларуское ТВ не просто говорило о якобы «управляемом извне мятеже» — оно рисовало зрителю альтернативную реальность, в которой это ложное утверждение кажется самоочевидным.

Многотысячные мирные колонны, дворы, заполненные бело-красно-белыми флагами, женщины в белом — все то, что составляло саму суть протестов, оставалось за кадром. Вместо этого пропагандисты бесконечно повторяли фрагменты с драками, фаерами, перевернутыми мусорными урнами. Так создавалась иллюзия агрессивного характера протестов, в реальности — подчеркнуто мирных.

Более того, рядом с кадрами протестов сотрудники госТВ монтировали кадры разрушений, горящих покрышек из совсем других стран или даже времен, создавая ложную ассоциацию с гражданской войной и хаосом.

Характерная картинка сопровождалась тревожной музыкой или драматичным голосом за кадром — все это делает происходящее на экране эмоционально «опасным», даже если на самом деле люди просто идут по проспекту с цветами.

Таким образом зрителям выдали не честный анализ происходящего, не приглашение к дискуссии, а готовую эмоцию и чувство, мол, «это страшно, это разрушение, от этого нас спасает лукашенковский «порядок».

Читайте также: История в плену политики: Как и зачем авторитарные режимы переписывают прошлое?

Кривое зеркало мигрантского кризиса

Характерно и то, как пропагандисты показывали события 2021 года, когда начался спровоцированный режимом Лукашенко мигрантский кризис. ГосТВ делало из него практически сериал: репортажи с ночной границы, лесные костры, плачущие дети, крупные планы женщин в платках на фоне колючей проволоки…

На фоне таких сюжетов звучала трагическая инструментальная музыка, что нетипично для классического новостного формата и явно рассчитано на все то же усиление эмоций.

При этом беларуские силовики в кадр почти не попадали, зато польские пограничники и военные — постоянно. Их показывали крупным планом, в полной экипировке, через тепловизор, создавая образ «бесчеловечной машины».

А главное — не было ни одного кадра или абзаца закадрового текста, который объяснял бы, как эти люди вообще оказались в беларуском лесу, почему их туда свозили и кто этим управлял.

Война на экране. Когда страдание становится аргументом

К сожалению, автократы не владеют монополией на фейки или полуправду. Иногда к этим инструментам прибегают и вполне демократические структуры, попавшие под то или иное влияние. Однако существенная разница в том, что последним свойственно признавать ошибки.

События последних нескольких лет в Газе стали, пожалуй, самым ярким примером того, как изображения страдания могут превращаться не только в свидетельство, но и в оружие.

Самый показательный момент — взрыв на территории больницы аль-Ахли 17 октября 2023 года. В первые часы, когда никто толком не понимал, что произошло, несколько крупнейших медиа почти синхронно выдали в эфир трактовку «сотни людей убиты в результате израильского удара по больнице в Газе». Основанием для такого громогласного вывода стал пресс-релиз ХАМАС и контролируемого им «министерства здравоохранения». Ни малейшей попытки верификации.

Один из ведущих международных корреспондентов BBC, Джереми Боуэн, позже признал, что говорил в эфире о больнице, которую «сравняли с землей», хотя на самом деле речь шла о взрыве на парковке, а здание больницы уцелело.

Позже стали появляться данные США и независимых аналитиков о том, что взрыв, вероятнее всего, был вызван неудачным пуском ракеты палестинской группировки. Однако к тому моменту формулировка «Израиль бомбит больницу, гибнут сотни» уже успела обойти весь мир и спровоцировать протесты и погромы еврейских общин и дипмиссий. Для зрителей, которые увидели фейк по телевизору, опровержение чаще всего остается где-то на периферии внимания.

Похожая история и с цифрами погибших. Большинство новостных каналов регулярно выводили на экран счетчик жертв по данным «министерства здравоохранения Газы», не уточняя, что это структура, контролируемая ХАМАС.

На практике все это складывается в конкретный визуальный нарратив: в кадре почти всегда есть израильские ракеты и палестинские дети, но почти никогда — боевики ХАМАС, их пусковые установки во дворах и штабы в больницах. Так телевизионная картинка показывает страдание без контекста, в котором это страдание стало возможным.

На уровне эмоции все просто: человеку, который видит разрушенный дом и ребенка под завалами, уже не очень важно, кто именно стрелял, откуда и зачем. А это идеальная среда, в которой любая версия событий может ощущаться «правдой», если ее достаточно долго показывать на экране.

Читайте также: Есть ли будущее у демократии и чем обернется экономическая битва мировых гигантов?

Подобные «сюжеты-ужасы» использовали и российские пропагандисты, еще до начала полномасштабной войны против Украины. В 2014 году «Первый канал» показал репортаж о якобы «распятом мальчике» в Славянске: женщина-беженка рассказывала, как украинские военные якобы прибили трехлетнего ребенка к доске на глазах у жителей и его матери. Никаких подтверждений этому кровожадному «рассказу» не нашли ни «Новая газета», ни международные журналисты, ни сами жители Славянска. Этот сюжет признан классическим фейком.

Тем не менее история про «распятого мальчика» стала одним из главных эмоциональных якорей российской пропаганды. Ее пересказывали, на нее ссылались в ток-шоу, ею объясняли, почему «с украинцами нельзя договариваться». Журналисты и исследователи, которые разговаривали с россиянами, ехавшими на Донбасс, фиксировали, что многие прямо называли этот сюжет одной из причин, почему «надо идти воевать».

Годы спустя, уже в 2022-м, этот сюжет и подобные ему фейки стали аргументами для оправдания полномасштабного вторжения. Вместо одного выдуманного мальчика появился целый набор мифических «биолабораторий, распятых русскоязычных и массовых зверств».

Как не дать картинке думать за нас

Телевидение само по себе не зло. Картинка может фиксировать военные преступления, спасать жизни, напоминать о тех, кого власть хотела бы стереть из памяти. Но ровно те же приемы — крупный план, слезы, музыка, повтор — легко превращают экран в инструмент манипуляции.

Каждый раз, когда нас накрывает очередной «сюжет-ужас», полезно на секунду остановиться и спросить: Что осталось за кадром? Почему мне это показывают именно так? Кто рассказывает эту историю и чего добивается рассказчик?

Ведь пока эфиром командуют те, кому важнее управлять нашим страхом, чем объяснять сложную реальность, ответственность за поиск правды ложится на самих зрителей.

Читайте также: Миф «великого прошлого»: как культ советской ностальгии стал инструментом власти

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро