Вкусное мороженое по 20 копеек и докторская колбаса «как прежде» – вот идеальные символы советского прошлого, в котором все было просто и справедливо.
В интервью с политическим обозревателем, историком Александром Фридманом разбираем, как советская ностальгия превращается в инструмент власти. И что из этого в конце концов получается.
Читать также: «Лукашенко формирует новую беларускую идентичность». Фридман — про «геноцид беларуского народа»
Советское прошлое глазами Лукашенко
— Какова природа советскости («я советский человек»), которую Лукашенко проповедует уже больше 30 лет?
— С советскостью Лукашенко все просто: это время его молодости, время социализации, время формирования его личности со всеми особенностями – именно в этот период устремлен его взгляд. Лукашенко – представитель последнего советского поколения, поколения, которое появилось после войны (он родился в 1954 году), полностью сформировался в условиях советской пропаганды и изначально выстраивал свою карьеру в советских условиях. Это поколение уже не являлось носителем советских романтических идеалов (построение коммунизма и так далее), потому что уже не верило, но очень даже восприняло советские ритуалы и жило по тем правилам. Это поколение конформистов, которое выходило на демонстрации 7 ноября или на 1 мая не потому, что это великий праздник или годовщина великой революции, а потому что так было принято в той стране – соблюдать ритуалы.
В этом году 7 ноября Лукашенко вообще не смог объяснить, почему этот день вообще является праздником. Потому что для 30% населения это праздник? А что этот день значит для него? Внешние эффекты: открытие новых заводов, инфраструктурных проектов к 7 ноября – присутствуют. Но какой смысл несет в себе этот праздник? Ответа нет.
Советскость Лукашенко полностью оторвана от коммунистической идеологии, она чисто номинальная. Возьмите обращение «товарищи», которое культивируют представители системы, обращаясь к нему «товарищ президент» — как абсурдно оно звучит! Но в мире «товарищей», в котором он вырос, он чувствует себя весьма уютно. «Господа» используется только для обращения с иностранцами: «господин» — это иностранцы, а «товарищи» — для беларуского контекста. Причем «товарищ» употребляется исключительно по отношению к нему, сам ведь не обращается к чиновникам «товарищ такой-то».
— С другой стороны, Лукашенко вырос в неблагополучной семье, как сегодня принято выражаться, без отца – «галыцьба» таких называют в деревнях. Не видно ни одной причины, по которой Лукашенко должен ностальгировать по советским временам.
— Он действительно вышел из низов, и рос действительно в трудных условиях. На самом деле, он вырос в неполной семье на востоке Беларуси, из-за чего подвергался оскорблениям, дискриминации. Не зря биографы Лукашенко подчеркивают, что этот человек рос с кулаком в кармане. Пробиваться наверх в тех условиях – с одной стороны бедность, с другой негативное отношение к себе – было очень непросто.
Но ему нравится понятный мир его советской молодости. Поэтому он с теплотой вспоминает времена, когда был молод и полон сил. Но он никогда не переосмысливал советское прошлое, он не искал причинно-следственных связей, не интересовался природой советской системы – в этом плане он абсолютно неглубокий человек.
Читать также: «Это воспевание насилия»: психолог об играх в псевдопатриотизм в детских садиках. Последствия могут быть печальны
Почему «чарка и шкварка» стали политическим лозунгом
— Как произошло, что «мороженое за 20 копеек», доступная докторская колбаса, которая впоследствии трансформировалась в «чарку и шкварку», стали стержнем лукашенковской политики?
— Корнями это уходит в 90-ые годы. Если мы оглянемся на 70-ые — первую половину 80-ых годов (назовем ее эпохой Машерова), это были времена благополучия БССР, хотя и очень скромного благополучия. Но ситуация в БССР была лучше, чем во многих других советских республиках: стабильная, прошла индустриализация, появились большие заводы, Беларусь была полностью встроена в советскую экономику. Тогда и появилось понятие «сборочный цех». Да еще и своего рода форпост Советского Союза на западной границе. Беларусы устремляются в города, в стране начинается урбанизация. Это были интересные и очень значимые времена.
Беларусь вообще принято называть самой советской республикой СССР. С одной стороны, она достигла определенных экономических и социальных успехов, пусть и на низком уровне. Диссидентское движение в Беларуси тоже существовало, но оно было гораздо слабее, чем в крупных российских городах, или в Украине, или в республиках Прибалтики.
А потом, с перестройкой Горбачева, с крахом коммунистической системы, и с чернобыльской катастрофой – вся стабильность улетучилась. И беларусы – в большинстве своем русифицированные, ориентированные на Россию, морально не готовые выстраивать собственное независимое государство (давайте вспомним дискусии, на которых Лукашенко вопрошал: а как мы будем без России? а как мы справимся с последствиями Чернобыля?) – проголосовали за Лукашенко. Хотя все разговоры о единой валюте начались не с Лукашенко – еще с Кебича.
Общество 90-ых, не готовое к переменам и боявшееся перемен, под шок и неразбериху всего происходящего сделало выбор в пользу человека, который шел к власти с лозунгами «назад, в прошлое». После крушения Советского Союза для многих действительно наступили тяжелые материальные, моральные, культурные времена – как угодно их называйте. Ностальгия по советскому прошлому и тенденция помнить только о хорошем, выплеснулась наружу именно на фоне турбулентных процессов 90-ых. Люди внезапно забыли, что их возмущало в советское время, и стали вдруг вспоминать якобы о «хорошем», что в ней было.
Конечно, со временем лозунг «назад в прошлое» модифицировался. В середине 90-ых было больше советского, а сейчас выросло поколение, для которых Советский Союз – миф, история. Его рассказами о «прекрасном Советском Союзе» особо не убедишь. А тех, кто действительно жил в советское время, становится все меньше и меньше. Соответственно, лозунги деформируются: от лозунга «назад в советское прошлое», от «чарки и шкварки» до «островка стабильности», будем жить скромно, но с голоду не помрем. Но ведь это тоже очень советское, что культивировалось в 90-ые годы: может, мы и не жили богато при советах, но тихо, спокойно, и в огромной державе.
Сейчас Лукашенко точно так же усмиряет аппетиты беларусов, рассказывая им, что они никогда так хорошо не жили, как при нем. Он говорит откровенно: мы живем не богато, но посмотрите, какой хаос творится в мире вокруг. А мы – оазис стабильности, «островок стабильности».
Читать также: Переупаковка прошлого. Как нарратив о «геноциде» превращается в оружие дезинформации
«Закончился ли в головах беларусов 2020 год?»
— Как лукашенковские мифы повлияли на беларуское общество и на сам режим?
— Чтобы узнать, в какой степени общество пребывает под влиянием советских мифов, нужно было проводить серьезные социологические исследования. До 2020 года в стране проводилось довольно много интересных социсследований. Но при проведении исследований в авторитарном обществе ты всегда рискуешь получить искаженные ответы. После 2020 года о серьезных исследованиях и вообще говорить не приходится.
Насколько беларусы находятся под влиянием того, что говорит Лукашенко, насколько они пропустили это через себя, это вопрос открытый. 20-ый год показывает, что в Беларуси произошло именно то, чего, с точки зрения Лукашенко, не могло произойти в принципе. Лукашенко так и не понял произошедшего — восстания людей и борьба за свободу, за честь и за право людьми зваться. 20-ый год в беларуской истории произошел, он не ограничился только центром Минска (очень важно подчеркнуть: восстала вся страна, хотя и с разной степенью интенсивности). Народное движение показало, что те нарративы, которые Лукашенко распространял, в конкретной ситуации 2020 года не работали.
Теперь вопрос стоит так: что осталось от 2020 года в головах людей? 2020 год год закончился в головах людей, порыв исчез, Лукашенко перевоспитал народ и загнал его под плинтус? Или же все-таки народный потенциал сохраняется и может выйти на поверхность при определенных новых условиях? Ответ на этот вопрос мы получим только тогда, когда нечто произойдет.
От ритуала к агрессии: как изменилась идеология после 2020 года
— Пропаганда стала намного агрессивнее. Красно-зеленые флаги на каждом углу, переписывание истории, право голоса только у одного гражданина Беларуси – как объяснить нынешнее цветобесие? Попытка снова загнать народ в стойло, как в самые мрачные советские времена, или цинично-прагматичное стремление удержать власть любыми путями?
— Вся перечисленная идеологическая начинка присутствовала и до 2020 года. Но до 20-го года режим делал это довольно формально. В условиях авторитарного режима, когда все хотят более-менее нормально существовать, люди идут на компромисс. Например, ты сотрудник госучреждения, и тебя отправляют на субботник. Эта советская традиция очень и очень нравится Лукашенко. Даже если тебе эта традиция не нравится, ты считаешь ее чем-то ретроградным, архаичным, странным в 21 веке, ты держишься за свое место и идешь на компромисс. Сказали – надо выйти, значит, выхожу. Или учителя, которые сидели в избирательных комиссиях и фальсифицировали выборы. Думаю, они писали те цифры, какие им диктовали, и думали: не сделаю я это, получу огромные проблемы. Тем более, что от цифр, которые я запишу, ничего не изменится: Лукашенко как сидел, так и останется сидеть во власти.
Думаю, таких случаев было очень и очень много. Люди свыкались, играли по односторонним правилам, что-то обходили, что-то делали формально. Но на самом деле вся идеологическая работа, которую вел режим Лукашенко за время своего существования, видимо, оказалась провальной: тех, кто искренне выходил под знаменами Лукашенко в 2020 году (не за деньги, не под угрозой, а именно верны ему, я не имею в виду силовиков, которые плоть и кровь этого режима), не наблюдалось. Не было такого, чтобы 9, 10, 11 августа 2020 года в Минске и в областных центрах по зову сердца выходили люди в его поддержку (те самые 86% поддержки, нарисованные в 2025 году). Где были эти 86%?
После 2020 года режим Лукашенко пытается доносить свою идеологию более агрессивно. Вернее, то, что называют идеологией, находится в очень эклектичном виде, выглядит крайне противоречиво – нет целостной картины происходящего. Проще говоря, лукашенковский режим так и не изобрел идеологии, так и не преодолел болезнь идеологической импотенции.
Но система пытается доносить свои нарративы самыми различными способами: через СМИ, с использованием современных технологий – она очень многое заимствует из России. Она очень старается, но насколько успешна – трудно судить.
Моя личная гипотеза (я не владею никакими эмпирическими данными) – ситуация выглядит точно так, как с последним советским поколением Лукашенко: в одно ухо влетело, из другого вылетело. То есть следов в мироощущении не оставляет.
Давайте вспомним, как Лукашенко метался в 90-ые годы: то предлагал сотрудничество Беларускому народному фронту, то называл себя «демократом» – это самое настоящее конъюнктурное поведение. Сегодня одна ситуация – я веду себя так, изменится ситуация – поведу себя абсолютно иначе.
Думаю, когда закончится эпоха Лукашенко (если она закончится радикально – крахом режима), для большинства людей не станет проблемой перестроиться. Так происходит во многих подобных системах: режимы рушатся, люди весьма быстро перестраиваться. А там уже все упирается в темпы трансформации: если она идет болезненно, проблематично, сопровождается экономическими проблемами и нестабильностью, то сразу же возникает тенденция к восхвалению былых времен.
Я не исключаю, что в беларуском случае (демонтаж нынешней системы, построение нового общества и новой экономической системы) может происходить весьма болезненно. И вполне возможно, что через некоторое время в обществе появятся люди, которые будут говорить: а вот при Лукашенко такого не было, при Лукашенко все было тихо и спокойно, эпоха Лукашенко – это золотой век. Точно так же, как в сегодняшней Румынии некоторые тоскуют по Чаушеску. Но таковы особенности человеческой памяти – плохое быстро забывается.
Читать также: Милитаризм в детских садах. Как самых маленьких беларусов приучают «любить Родину»
Почему Лукашенко по-прежнему нужен День 7 ноября
— Лукашенко сам признал, что 7 ноября отмечают минимум 30% населения. Сомневаюсь, но в любом случае это не большинство. Почему он никак не остановится?
— Последнее советское поколение уходит по естественным причинам. Но Лукашенко – его представитель, и этот праздник нужен ему. Он ведь не ходит с цветами к памятнику Ленина на площади Независимости. Если бы для него имела значение социалистическая, коммунистическая начинка этой даты, тогда, возможно, он ходил бы 7 ноября к памятнику Ленина или хотя бы рассуждал о значении октябрьских событий 1917 года в беларуской истории. Нет, вместо этого он занимается символизмом на протяжении этих лет: открывает мосты, линию метро. Ему интересен и важен именно этот элемент советского праздника, но никак не идеологическое содержание. Пытаясь сформировать некое подобие идеологии, режим обращается к разным историческим событиям. Но это никак не Октябрьская революция, это война. В контексте идеологии главным историческим событием является Вторая мировая война (в интерпретации режима – Великая Отечественная война). Беларусы – жертвы нацистской оккупации и одновременно и победители нацизма. Вот главный стержень лукашенковской истории.
Но и здесь я не вижу серьезных перспектив. Тема войны подавляющему большинству жителей Беларуси гораздо ближе, чем тема Октябрьской революции. Но если мы посмотрим на новые поколения, для них война, произошедшая 85 лет назад, — настолько далеко, что не трогает почти совсем. Ставка на войну может работать лучше, чем другие исторические темы, но я не уверен, что она сработает в долгосрочной перспективе. В 2025 году преподносить как основное достижение победу в 1945 году – не очень убедительно.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: