В воскресенье 28 декабря ее задержали в 11-й раз, правда, через несколько часов выпустили. У 63-летней женщины были и сутки, и огромные штрафы, она является фигуранткой уголовного дела за хоровод на перекрестке. В интервью «БГ» Елена Петровна рассказала о том, что с ней было до и после августа 2020 года.
Комсомолка, отличница, коммунистка
— Я родом из Ивановского района. Семья была большая, восемь детей. Я — самая старшая. Комсомолка, отличница. Я долго не знала, что наше общество жило в двух правдах. Одна правда была в книгах, которые я читала запоем. Нас учили, что зло есть зло, добро есть добро. Второй правды я долгое время не знала. Но еще в школе я поняла, что тут что-то не так.
Шел 1973 год, через год я оканчивала школу, и мне обещали рекомендацию в Высшую партийную школу. А я взяла и влюбилась. И выскочила замуж сразу после школы. В итоге, когда я зашла за этим направлением, секретарь комсомола района говорит: «Лена, прости, но ты замуж вышла». Я никак не могла понять, причем тут мое замужество. Тогда считали, что партийную карьеру человек может построить, пока он один. Но не тут-то было.
Тогда мне предложили попробовать поступить в единственный в Советском Союзе вуз, который готовил руководителей. Назывался он Всесоюзный юридический заочный институт (ВЮЗИ, теперь Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина – прим. ред.). Меня предупредили, что туда очень сложно поступить. А так как для поступления в этот вуз надо было два года стажа, мне предложили работу заведующей клубом. Так я стала нарабатывать стаж.
И я поступила. Попала в 3%, которые давали в институте для таких, как я, — людей из народа. Хоть вуз назывался заочным, спрос был как у очников.
Конец идеалистических ожиданий
— Я не была отличницей, но крепкой хорошисткой. К тому времени, когда я закончила институт, у меня было уже двое детей. Я была самая молодая, но меня любила вся группа. Я организовывала какие-то концерты, программы. После каждого экзамена мы собирались компанией, чтобы отметить достойно сданный экзамен.
На наших неформальных встречах я училась жить, узнавала подробности советской действительности. Я пришла в вуз коммунисткой в душе, но без партийного билета. А вышла из института диссиденткой.
Жирную точку в истории с моими идеалистическими ожиданиями поставил экзамен по научному коммунизму. Я слушала лекции преподавателя, открыв рот, думала: «Господи, какой правильный человек». Была уверена, что он откажется от того, что накануне экзамена студенты его будут поить и кормить в ресторане. Но он до такой степени напился, что не мог самостоятельно дойти до туалета. Так что, можно сказать, преподаватель по научному коммунизму сделал меня диссидентом.
В 1993 году началась моя политическая карьера. Это был приход Горбачева. И так Елена Петровна стала местной достопримечательностью, диссидентом той последней волны.
Я стала заниматься правами человека, к тому времени уже знала, что у нас существует карательная медицина. Это было страшное время. В отношении меня этот механизм был применен в 1997 году.
Было заведено уголовное дело. Но в городе суды отказывались его вести. Мне тогда не было и 30 лет. И против меня вся репрессивная машина работала. Все прекрасно понимали, что меня хотят сделать недееспособной. Но я же была дипломированным юристом. Мое уголовное дело передали в районный суд. Там сделали так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Меня привлекли только к административной ответственности, а уголовное дело закрыли.
Но для меня это дело было принципиальным. Я дошла до Генеральной прокуратуры. И административное наказание было снято.
Встреча с Сахаровым и приход к Богу
— В 90-х стали говорить о демократии, о правах человека. Вместе с Алесем Беляцким (известный белорусский правозащитник – прим. ред.) мы участвовали в конференции «Мемориала» (неправительственная организация, основной задачей которой изначально было исследование политических репрессий в СССР – прим. ред.). И тогда я познакомилась с академиком Андреем Сахаровым.
В перерыве, после моего выступления, он подошел ко мне и стал говорить, что потомки не виновны в том, что их родители это совершили, что общество разделится, пойдет брат на брата. И когда поднимутся эти архивы, то будет вторая Гражданская война. Я пыталась доказать, что это неправильно, что зло должно быть наказано и т. п. И на секции был выработан компромиссный вариант. Было записано о юридической ответственности лиц, которые повинны в массовых репрессиях, но из-за человеколюбия мы отказываемся от их правового преследования.
Благодаря Сахарову я пришла к Богу. Когда он умер, во время прощания с ним я стала свидетелем разговора, который меня потряс. Я узнала, что он всю жизнь был глубоко верующим человеком и ходил в церковь на Новодевичьем кладбище, где были захоронены его родственники. Тогда мне стала понятна его позиция. Я настолько боготворила этого человека, настолько уважала, что стала себя искать. Тогда я впервые взяла в руки Библию.
Затем я узнаю, что у нас создается Белорусский народный фронт. Вступила в его ряды. Познакомилась с Зеноном Позняком. Вместе с ним ходила в Куропаты (место массового захоронения расстрелянных в конце 1930-х — начале 1940-х гг. – прим. ред.). Это был второй шок после похорон Сахарова — Зенон Станиславович становится на колени и читает «Отче наш».
Нам же как говорили? Что в Бога верит только какая-то старушка неграмотная. А тут образованные люди, которых я глубоко уважаю.
Я стала запоем читать духовную литературу. Искать себя. Пришла в православную церковь, потому что она была рядом. Но чего-то мне там не хватало. В итоге я перепробовала все известные религиозные течения.
От бизнес-леди до экстремистки
— Обстоятельства сложились так, что я была вынуждена переехать из Беларуси в Россию. Взяла с собой двух дочек. Бывший муж и сын остались в Беларуси. В Москве у меня родился еще один сын.
Было очень трудно. На съемной квартире, без регистрации… Связь с Народным фронтом была разорвана, политическая деятельность свернулась. Какое-то время я занималась бизнесом, но моя фирма обанкротилась, и в 1999 году я вернулась в Беларусь.
Экстремисткой я стала в 2011 году после своего «Обращения». Я обращалась как христианка. Эту книгу я передала во все властные структуры нашего государства, в том числе в Администрацию президента. Работу посчитали экстремистской — и Елену Петровну судили.
«Я перегородила омоновцам дорогу и крикнула: «Жыве Беларусь!»
— Сейчас я живу, можно сказать, на хуторе в Пружанском районе. Когда Лукашенко пришел к власти, Ткачи были процветающей деревней – около сотни дворов. Сейчас их в несколько раз меньше.
Я, как человек верующий, придерживаюсь правила: если видишь, что какие-то события касаются тебя, ты должен это смиренно принять. Но если они касаются третьего человека, ты должен вступиться. Так вот, этим третьим лицом стал мой народ. Когда я увидела, как его оскорбляют, унижают, убивают, то как верующий человек не смогла молчать.
Впервые на акцию протеста я вышла в августе, когда в Бресте в цепь стали женщины. Я стояла там вместе со своими дочерями. С тех пор я приезжаю в Брест каждое воскресенье. В другие дни у меня и огород, и хозяйство, а воскресенье — это святое.
Я никогда не скрывала, что участвую в акции, говорила: «Жыве Беларусь!» Можно сказать, я нарывалась. Шла в сцепке первая. И говорила ОМОНу: «Ребята, ну берите нас, стариков, вместо молодежи!» А они сказали, что мы, пожилые, им не нужны. Мне даже обидно стало.
Первый раз меня задержали 4 октября на колхозном рынке. Акция только началась, быстро была сформирована колонна, и мы пошли. Но тут же — автозаки. Люди стали рассыпаться. И, вы знаете, мне так больно стало. Думаю: «Да что ж это такое, сколько же они (силовики) будут хватать?» Я перегородила им дорогу и крикнула: «Жыве Беларусь!» Они меня под руки и сразу в автозак. Я надеялась, что они протокол составят и отпустят. Но нет — судили.
Читайте также: «Наши мужчины нами гордятся»: отбывающая срок в ИВС брестчанка передала на свободу оптимистичное письмо
Потом еще был суд за молитву. Я выходила на эти акции, чтобы как-то защитить свой народ. Как юрист, как человек, как христианка. Как я могу защитить? Молитвой и беседой. Я всегда шла в конце колонны, бывало, в середине. Молюсь тихонечко. Лозунги я крайне редко выкрикиваю. Иногда только «Жыве Беларусь!». Так вот, на видео попало, что я стояла на коленях около двадцати минут. Молилась перед ОМОНом. Дали за это огромный штраф.
Потом мне стали вменять уголовное дело за хоровод на перекрестке. Они считают, что я — организатор. Я тронута. Но я же бывший культработник. Как же не потанцую? Как я с народом не повожу хоровод?
Я тогда была позади колонны. Смотрю: люди на перекрестке стоят, транспорт остановился. Я никак не могла понять почему, подходила к людям, говорила, что надо расступиться, чтобы транспорт проехал. А после до меня дошло, что перекресток перекрыт. Теперь мне грозит до трех лет лишения свободы.
Я верю: то, что происходит, что мы выходим, не боясь, что будем задержаны, — это начало нашей великой победы. И она будет. Рано или поздно. Это наша Белая революция. Она уже свершилась, вопрос только во времени. Поэтому подождем. «Муры» рухнут. И в этом наша победа.
Читайте также: Художник-иллюстратор Анна Редько – о Елене Гнаук: «Ее никто не знает, но для меня она символ мужества, стойкости»
Оцените статьюНаш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Подпишитесь на наши новости в Google
