Эмигрировать
нельзя
вернуться

«Кожны чалавек носіць сваё неба з сабой», – писал Короткевич, но Диана и Виктория понимают эту фразу по-разному. Хоть существует предубеждение, что по возрасту наши героини должны быть «ядерным электоратом», после событий августа прошлого года в Беларуси обе женщины примерили новую для себя роль «змагаров».

Истории двух брестчанок о переменах в жизни, которых никто не ждал, и о переменах, на которые все надеятся.
Диана
и Варшава
Старый город Варшавы (или, как на польский манер говорит Диана, «старувка») – пожалуй, самая популярная туристическая локация, но с него и началась любовь Дианы к этому городу. Когда Диана попала сюда впервые, она сказала дочке: «Будешь хорошо учиться, тогда поступишь сюда в университет, и мы тут будем жить». Намеченное сбылось.
Первая
миграция
Уже после школы 18-летняя Диана решила уехать из родных Барановичей, чтобы поступить в ВУЗ. Выбирала между Ленинградом и Москвой и в итоге остановилась на последней.

Диана окончила институт текстильной и легкой промышленности. Студенческие амбиции найти хорошую работу в столице союза не увенчались успехом в кризисные 80-ые, поэтому она отправилась в столицу Беларуси и какое-то время жила на два города: между Минском и Барановичами.
— Я выбирала тогда не институт, а скорее город, хотелось поездить, мир повидать, для меня самое страшное - это однообразие. Знакомые научили правильно говорить на вступительных: пару слов про Ленина, пару слов про партию. Сказала комиссии, что всегда мечтала учиться в столице нашей необъятной Родины, так и оказалась в Москве.
— Меня вызывали на опрос, расспрашивали, как устроена школа, кто финансирует. Заставили даже бумагу о неразглашении подписать, а я спрашиваю: "Что хоть не разглашать нужно?"
С появлением дочери и двух племянниц, которые, так сложились обстоятельства, оказались на попечении нашей героини, Диана задумалась о поиске лучшей жизни для детей. Когда в нулевых открылась польская школа в Барановичах, многие поспешили пойти туда сами и отдать детей, чтобы была возможность делать визу и получить карту поляка. Диана также воспользовалась этим шансом и почти сразу познакомилась с местным КГБ.

Диана с тех пор много где бывала: в Испании, в Чехии, в Нидерландах, но жить осталась поближе к дочери и Беларуси. Так и она меньше переживала, и родственники.
— Классно, когда ты чувствуешь себя хорошо не в одном месте, а везде, куда бы ни поехал. У меня дочка живёт тут, племянница - в Голландии. Мне нравится думать, что моя родина - моя планета!
Август
2020
9-го августа Диана не проголосовала, потому что в посольство стояла большая очередь и многие просто не успели. Она тогда не расстроилась, решив, что один голос ничего бы не поменял. От родственницы в Испании она узнала, что посольство в Мадриде по началу всех радушно принимало, но в какой-то момент как будто поступило распоряжение «сверху» закрыть участки голосования, и людей выгнали на улицу, не дав оставить голос.

— У посольства тогда у кого ни спросишь – все против Лукашенко, а кто «за», видимо, стеснялся такое говорить вслух. Надежда витала в воздухе. В моём кругу общения есть всего одна знакомая, которая поддерживает текущую власть.
— Когда началась заваруха в августе, это было безумно больно. Я писала в инициативы помощи беларусам, готова была волонтерить. Тогда же узнала о Беларуском хоре в Варшаве, для меня это стало возможностью поддерживать дух беларусов, которые приехали в Варшаву из-за репрессий дома. Хотелось с нашими встретиться. Первый раз за 10 лет эмиграции у меня появилась такая острая необходимость быть со своими, помочь тем, кто только приехал. Помочь пережить этот стресс.
– Я никогда не голосовала за Лукашенко, у этого человека не хватает что ли внутренней интеллигенции: как говорит, какие у него манеры – стыд. А вот Светлана сейчас ездит по всему миру, встречается с президентами уважаемых стран, и за неё не стыдно.
— Знаю, что многие хотят вернуться, потому что эмиграция была не их решением, а вынужденным шагом. Мои родственники, к примеру, бросили в Беларуси и квартиру, и дачу, где все было построено с любовью и заботой. Конечно, такое тяжело оставить навсегда. Страна теряет цвет нации, и уезжают далеко не наркоманы и проститутки. Уезжают айтишники, актёры, да все те, кем страна должна гордиться. И ведь многие поживут тут год-другой, уже вряд ли захотят вернуться.
— Когда я только переехала, удивилась тому, как много тут украинцев: иногда украинскую речь слышала чаще польской! А теперь часто слышу русскую и беларусскую. Только польскую меньше [смеется]. И всё же гостеприимством важно не злоупотреблять.
— Поляки относятся к нам хорошо. Бывало, услышат, что по-русски говорю, спрашивают «украинка?», говорю, что из Беларуси, и они так сочувствующе «Ах, Лукашенко, знаем, держитесь». Так было и раньше, не только в 20-м году.
С августа 2020 года Польша выдала более 120 тыс. виз беларусам; большинство из них хотели сменить место жительства из-за репрессий. Польское правительство продолжает упрощать условия нахождения беларусов, которые вынуждены покинуть страну. Сейчас можно официально трудоустроиться с гуманитарной визой без дополнительных процедур легализации, как это было раньше.
— В Беларуси сейчас страшно, вернулся 37-ой год: все разговоры на кухне и шепотом как в сталинские времена. Некоторые знакомые боятся уже писать. Я одной подруге прислала фотографию с флагом, так она сразу же удалила, потому как «не дай Бог что».

Где поставить запятую?
— Сейчас сложно в это поверить, но я знаю, что перемены наступят, иного просто не может быть. Мы 26 лет жили и не подозревали, что люди, которые практически по соседству живут, способны на такую жестокость против своих же. И все-таки исторически уже известно, что такие ситуации, как в нашей стране, не длятся вечно, я верю, что народ победит.
— Приедешь отмечать победу домой?
— Да! Сразу поеду, хочу со всеми повидаться и чтоб закончилось шампанское в стране!
— Навсегда приедешь?
— Думаю, все-таки нет, уже нет. Мне нравится выходить из зоны комфорта, нравится смена обстановки и движение.
— А если в Беларуси власть поменяется на более демократическую, как в Польше?
— Ох, пока что такое трудно представить. Но что я точно хочу, так это приезжать на дачу и наслаждаться нашей природой.
Виктория
и Брест
Героиня попросила изменить имя. Ни о чем крамольном мы не говорили, но «время сейчас такое». Виктория в 80-ых уехала на учебу в Украину в Днепропетровск. Сейчас ей с грустью вспоминаются те годы, когда никакой вражды между украинцами, беларусами и русскими не было. После учёбы героиня вернулась в родной Брест.

Виктория работает на швейной фирме технологом. Её зона ответственности – запуск новых моделей одежды, управление работниками на всех этапах производства, проверка качества.
— Женский коллектив – это сложно: много скандалов, зарплаты у швей маленькие. Сказать, что работа любимая – нет, но как профессионал я себя реализовала, меня даже переманивали. Сейчас платят немного: лет 6 назад рост зарплат остановился, стало сложнее сделать крупную покупку. Лет 6 назад получали 700-800 долларов, а теперь в рублях столько же, и это при условии, что работа есть.

Когда началась пандемия коронавируса, фирма, где работает Виктория, оказалась без заказов, стали шить маски и защитные комбинезоны. Пошить маску не такое простое дело: много мелких деталей и процесс достаточно трудоемкий, а платят всего 12 копеек за штуку. Фактически пошив был благотворительностью.
— У наших швей иногда днёвка 10 рублей, а ещё отдай за дорогу и за еду – минус будет. Тем не менее, люди не всегда винят в кризисе власть, кто-то выбирает все равно стабильность, пускай и с небольшой зарплатой. В швейном производстве очень большие налоги, сложно держаться на плаву, когда постоянно «трясут» с проверками.
Август
2020
Виктория, как и многие, до событий прошлого года, никогда не сталкивалась с репрессиями со стороны властей и жила, «во внутренней миграции». Все сильно поменялось во время предвыборной кампании. Виктория вместе с десятком неравнодушных граждан осталась на избирательном участке ожидать результат голосования. Когда под вечер к людям подъехал микроавтобус с силовиками без опознавательных знаков, женщина была шокирована: ожидавшие результатов не представляли опасности, но им стали угрожать задержанием с первых минут.

— На первые марши пошла 15 и 16 августа. Испытала огромную гордость, словами не передать. Была одна мысль — идти в центр. Я шла с надеждой, что люди выйдут в ответ на насилие. По дороге встретила приятелей. Я подумала: «Ведь всего у них хватает, а даже они вышли…» Люди вокруг были приятные, с хорошим чувством юмора, интеллигентные. Видела семью: идет мужчина и сына на плечах несет, а рядом жена с грудничком.
— Ощущение, что все вокруг знали друг друга давно. Машины сигналят, люди угощают друг друга, атмосфера праздника. Мы столько прошли – ноги отваливались, столько стояли потом возле СИЗО, несмотря на жару и усталость. Это был настоящий патриотизм, раньше со мной такого не бывало. Мы будто проснулись, очнулись.
Августовские марши сильно изменили отношение Виктории к протестному движению. Город гудел несколько недель. Брестчане ходили многотысячными маршами огромным кольцом через весь город, помогали друг другу с водой и едой, стояли до поздней ночи у СИЗО, требуя выпустить всех, кого задержали в первые дни после выборов.

Вне улиц настроения у людей были разные, далеко не все были готовы поддерживать протест открыто, многие предпочитали остаться нейтральными. Естественно были и те, кто поддерживал действия властей.
— Среди друзей и знакомых почти нет тех, в ком разочаровалась. Все ходили на митинги и добивались справедливости. Хотя все-таки одна дама разочаровала. Умнейшая женщина, из тех, у кого можно попросить помощи или совета, работает в отделе образования, а муж у нее из силовых структур. Так вот она страшная «ябатька», а муж за перемены. Или была ситуация на одном крупном брестском предприятии, что начальник на стороне «змагаров», а рабочий – наоборот. Даже доходило до драки, вот такая ирония! [Смеется]
Жестокость, которую увидела героиня после выборов, была ошеломляющей. Насилие в ответ на мирные протесты показались Виктории неадекватной реакцией властей. Возмутило и очернение образа протестующих по государственному телевидению. Знаменитый тезис про «наркоманов и проституток» опровергала и сама Виктория, и ее знакомые.

— Недавно на фирмы стали приходить письма с рекомендацией уволить «неблагонадёжных». Я не думаю, что наше руководство примет меры, но если и захотят уволить «змагаров», то уйдут лучшие сотрудники, и замену найти будет крайне сложно, начальнику это просто невыгодно. Я тоже не боюсь увольнения.
Репрессии не коснулись Виктории непосредственно, и все-таки стороной не обошли.

— У нас работает женщина, у которой брата посадили на много лет в тюрьму ни за что, и все это понимают, и никто не говорит ей с укором «твой брат зэк», а наоборот даже чувствуешь гордость за него.
— Сейчас ко всему меняется отношение. Вот была история: парня задавил мусоровоз насмерть. Я так переживала, а оказалось, что этот парень был спецназовцем, который участвовал в подавлении протестов. Парень тот был страшно пьян и лежал на земле. Вот его случайно и задавили. И сразу жалости не стало, наоборот, я подумала, что бумеранг вернулся. Однако я против поголовного суда. Судить нужно только главных злодеев, остальных - стараться переубедить. Жить с этими людьми будет сложно, но они тоже беларусы.
— Даже если сменится президент, все хорошо не будет сразу, нужно будет заново строить новую систему. Хочется видеть страну более европейской, демократической. Жить будет тяжело, ведь жить придется рядом с «предателями», но смириться с тем, что было, нельзя. До нового года мечтала, что сработает то ли «план икс», то ли «план игрек». И сейчас надеюсь, хотя и не знаю, на что. Люди уезжают, лучшие уезжают. А кто остается – «ябатьки» и люди безразличные. Вот в таких я больше всего разочарована, стараюсь не находиться с ними в одной компании.

Сейчас Виктория, как и многие участники протестов, чувствует подавленность: не радуют новости, не радуют изменения в законодательстве, обернувшиеся несоразмерными штрафами и арестами для протестующих. Виктория понимает, что если не произойдет смена власти, то ситуация станет только хуже.
О беларусском
языке
— Раньше беларусский меня слегка раздражал, не была поклонницей. У мамы, бывало, проскочит диалект в речи, и мне это не нравилось. А вот теперь, когда арестовывают беларусов за беларусскую речь, меня прям задевает. Теперь хочется всего беларуского как будто-то наперекор. Моя подруга, заправляется только на АЗС, где говорят по-беларусски – дело принципа. В школе белмову мы учили неохотно, не общались на родном языке. Сейчас же, когда кто-то по-беларусски говорит, это притягивает. Сразу понимаю, что человек хороший. А ведь раньше я считала этих людей националистами.
— Я, конечно, не могу сразу заговорить на беларусском. Думаю, не нужно сразу делать белмову единственным языком, потому что это много кого отпугнет, но нужно сделать 50/50, чтобы было настоящее равенство языков. Нас к белмове не приучили, потому что он [Лукашенко] сторонится мовы, вот и нас такими сделал. Я, как руководитель, скажу, что любое принуждение будет воспринято в штыки. Нужно, чтоб человек сам к этому пришел, как я. Твердое убеждение, гораздо крепче принуждения.
Мигрировать,
но вернуться
— Если человек в эмиграции чувствует себя комфортно, то почему бы и нет. Но я бы не смогла. Когда-то я ездила в Польшу торговать на рынке, и мы здорово общались с поляками, и к ним у меня хорошее отношение. Помню в те времена зашла я в польскую аптеку, меня попросили купить средство от мозолей. Я польского совсем не знаю, но аптекарь немного меня понимала. Она предложила мне 6 видов средства, а я ж и понять не могу, какое мне нужно, уже и очередь образовалась. Я боялась, что люди будут возмущаться задержке, а поляки всей очередью стали мне помогать выбрать это средство.

— Про эмиграцию тяжело рассуждать… Когда ты молодой, гораздо проще кардинально поменять жизнь. А когда ты уже что-то сам построил, приобрел, очень тяжело все бросить. Я не знаю, что меня заставит уехать, разве что угроза тюрьмы. А если уехать, то обязательно вернуться. Даже на отдыхе тянет домой через какое-то время. Я не представляю, как можно уехать надолго, не имея возможности вернуться.
Прошлый год для многих беларусов стал точкой невозврата. По крайней мере, невозврата в безразличное отношение к политическим процессам в стране. Сложно предсказать, когда закончится противостояние власти и народа, но одно точно подметили обе героини: как раньше уже не будет никогда.
Made on
Tilda