Нужен ли Беларуси новый социальный договор? Татьяна Щитцова: «Прежний далеко не всеми осознавался» 

«Для начала нужно отдать должное Артуру Клинову: две его публикации с предложением «начать диалог» побудили высказаться большое количество людей — и в стране, и вне ее, — в результате чего отчетливо наметилась тенденция, которую фигурально можно определить как «хвалю ўсеагульнага абурэння». Таким образом, высказывание Артура стало поводом, во-первых, для активации саморефлексии в нашем гражданском обществе и, во-вторых, для проявления определенного единства гражданской позиции. Это важно в условиях масштабных репрессий, общей фрустрированности и неопределенности (непросматриваемости перспективы близкого выхода из кризиса). 

Читайте также: Артур Клинов: «Новый социальный договор — это тот компромисс, который на данном этапе неизбежен»

В обществе на данный момент нет ресурсов для мобилизации на публичные или подпольные проекты сопротивления, но оно не пропускает — не легитимирует молчанием — позиции, которые расходятся с базовыми установками протестного движения.

Можно сказать, что благодаря публикациям Артура проявились базовые «признаки жизни» протестного сообщества — синхронная реактивность на неприемлемые раздражители. 

Сосредоточимся теперь на критическом анализе озвученного предложения.

Сослагательная позиция

С точки зрения общей логики, рассуждения Клинова построены на использовании сослагательного наклонения. Суть его позиции можно кратко свести к следующему рассуждению: 

Если бы ничего не произошло, то кризиса бы не было и страна бы двигалась далее в правильном русле, поэтому нужно действовать так, чтобы как можно скорее в это русло вернуться («вернуться к нормальности»), ergo нужно договориться с властью. 

Подобная сослагательная позиция — это еще один вариант застревания «в прошлом, которого не было».

Читайте также: Профессор ЕГУ: «Говорить, что марши ничего не дали, — значит исходить из воображения прошлого, которого не было»

Такое застревание – симптом травмированности, и по-человечески оно понятно. Навязчивые сожаления в духе «если бы ничего не произошло» — это естественное регрессивное движение психики, примеры которого сейчас встречаются повсеместно. Вопрос в том, является ли такая позиция правильной исходной точкой для политического анализа и выработки стратегии? На мой взгляд, нет. И то, и другое должны исходить из фактического положения дел — из того, что произошло, потому что произошедшее радикально изменило политический ландшафт нашего общества. 

То, что произошло, делает невозможным возврат к нормальности, но требует построения новой нормальности, основанной на реформе системы власти. Формально понимание этого выказывают и Кремль, и режим, продвигая проект новой Конституции, предполагающий перераспределение властных полномочий. 

При этом для всех очевидно, что со стороны режима есть заинтересованность разве что в создании иллюзии такого перераспределения. Более того, факты говорят о том, что мы вступили в такую фазу, когда машина репрессий занялась целенаправленными чистками внутри самой государственной системы. Это еще один ясный симптом сдвига в сторону тоталитаризма — в дополнение к официальному заявлению «вырежем всех….» Чем руководствуется автор, предлагая в этой ситуации «диалог»? Я имею в виду: какие есть основания предполагать способность к «диалогу» на стороне репрессивного аппарата, который взял жесткий курс на последовательное исключение инакомыслия из социального пространства (через устрашение, аресты и принуждение к эмиграции)?

Есть повод задуматься и о слове «тупик», которое использует автор. Мы зашли в тупик, потому что в силу рокового стечения обстоятельств нас занесло не в ту колею, — таков примерно ход мысли Клинова. Он хочет заставить всех — и власть, и протестное сообщество, — сожалеть о том, что произошло, как о трагическом срыве, который мы теперь все вместе должны постараться нейтрализовать, выйдя из тупика посредством нового социального договора. В связи с таким нетривиальным ходом мысли мне кажется небесполезным задаться вопросом: думали ли участники и участницы польской Солидарности о каждом следующем годе своего затянувшегося подпольного противостояния в терминах «тупика», о котором нужно сожалеть? Возникает также вопрос: как примирить озвученное предложение нового социального контракта с сообщениями от наших политзаключенных, которые регулярно пишут из тюрем, что ни о чем не сожалеют и подбадривают нас, чтобы не теряли веры?  

Аргумент Клинова, что «диалог» нужен ради прекращения репрессий и сохранения суверенитета, звучит благородно, но при этом, с одной стороны, наивно, с другой — спекулятивно. Это wishful thinking с сомнительными моральными импликациями, потому что под предлогом благих целей предлагается вернуться к формату социального контракта с режимом, то есть «сделать вид», словно действительно ничего не произошло. 

Новый социальный контракт 

Автор, как мне кажется, упускает из виду, что само понятие социального контракта имеет существенно разный смысл в зависимости от того, применяется ли оно к доэлекторальному периоду или же к нынешней ситуации. 

Социальный контракт, на котором базировалось наше прежнее относительно мирное сосуществование с режимом (политическая пассивность/лояльность в обмен на базовые социальные блага), не был реальным политическим действием. 

Это был воображаемый принцип, который далеко не всеми осознавался. При этом сложившийся социальный порядок функционировал и воспроизводился именно благодаря тому, что самые разные социальные акторы в своем поведении сообразовывались с прагматической целесообразностью указанного обмена. Большинство граждан даже никак не рефлексировало на этот счет. Сами того не осознавая, мы просто жили в соответствии с изложенной моделью договора, приспосабливаясь к специфике авторитарной государственной системы.

Такое положение дел в целом соответствовало классической теории общественного договора (Гоббс, Локк, Руссо), которая также не предполагала некоего реального акта заключения соглашения. Эта теория осмысливала феномен государства из перспективы индивида и представляла государство как результат договора между индивидами. Она не имела в виду, что какое-то реальное государство возникло или может возникнуть таким образом. Договор мыслился как своего рода фиктивный идеал, с которым должно сообразовываться государство (граждане обязуются соблюдать законы / государство обязуется обеспечивать безопасность).

Новый социальный контракт, который призывает заключить Клинов, отличается от описанной модели сразу в двух принципиально важных смыслах:

Во-первых, это должен быть договор рефлексивный, осмысленный — мы должны сознательно пойти на этот шаг. Договор должен стать нашим осознанным политическим выбором.

Читайте также: Усов: «Новый договор — это согласие общества никогда и ни при каких обстоятельствах не восставать против Лукашенко»

Во-вторых, этот договор мыслится не из перспективы индивида, а из перспективы гражданского общества, оформившегося в 2020 как новый политический субъект, несогласный с действующим режимом. 

Этому новому политическому сообществу граждан Клинов советует обратиться к власти с предложением «давайте жить дружно»: мы не посягаем на власть — вы возвращаете мир. Таким образом, пытаясь мыслить прагматично, он фактически призывает вернуться к модели «Кесарю — кесарево, плебсу — плебсово», только на этот раз мы должны это сделать сообща и совершенно осознанно».

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Подпишитесь на наши новости в Google