Родственники задержанных беларусов боятся признавать их политзаключенными. Объясняем, почему это все-таки нужно делать

На выходных представительница по социальным вопросам Объединенного переходного кабинета Ольга Горбунова заявила, что ситуация с политзаключенными сложнее, чем мы привыкли думать. Реальное количество людей, сидящих за политику, минимум втрое больше. Из-за масштабных репрессий родственники задержанных боятся признать своих близких политзаключенными.

Правозащитный центр «Весна» и бывшие политзаключенные уверены, что на отношение к человеку в местах лишения свободы влияет не статус политзаключенного, а статья, из-за которой он сидит. Также они привели несколько примеров, почему важно сообщать о продолжающихся задержаниях и почему важно признавать репрессированных беларусов политзаключенными. Ниже подробно рассказываем о ситуации с политзаключенными в Беларуси.

Читайте также: «Хочу, чтобы эту форму увидел мир». Экс-политзаключенный вывез зэковскую одежду и желтую бирку из Беларуси в Польшу

Как Ольга Горбунова оценивает ситуацию с политзаключенными?

На 21 апреля в Беларуси было 1 500 политзаключенных, спустя три дня эта цифра опустилась до 1 495, т.к. пять человек вышли на свободу. Представительница по социальным вопросам Объединенного переходного кабинета Ольга Горбунова заявила, что ситуация с политзаключенными сложнее, чем мы привыкли думать. Она считает, что реальное количество людей, сидящих за политику, минимум втрое больше, пишет «Зеркало».

«Несколько недель назад Следственный комитет заявил о 1 500 «экстремистских» уголовных делах с августа 2020 года только в Гомельской области. Правозащитникам известно о 492 из них. Это 33%. Почему это происходит?

Из-за масштабных репрессий родственники задержанных боятся признать своих близких политзаключенными — и это их право, мы понимаем и уважаем их выбор. Боятся ухудшить условия содержания и лишить последнего шанса на освобождение или переквалификацию по статье. Стратегию «молчания» рекомендуют и юристы, которые берутся за политические дела. Хотя, по моим наблюдениям, на конкретные судьбы не всегда срабатывает», — рассуждает Горбунова, которая ранее тоже была признана политзаключенной, но теперь уже ей не является, поскольку покинула Беларусь после оглашения приговора.

Также, по словам представительницы Кабинета, политическое преследование часто маскируется под экономические статьи, «хулиганство», «наркотические» дела и другие.

«Правозащитники используют разные подходы к подсчету политзаключенных. Некоторых из них обвиняют в насилии в отношении силовиков и порче имущества — из-за этого иногда сложно квалифицировать дело как чисто политическое. Никто не был готов к такому количеству заложников режима. По подсчетам и свидетельствам очевидцев, в тюрьмах по политическим мотивам может находиться 4 500−5 000 человек. Или даже больше», — считает Ольга.

Ситуация с правами человека в Беларуси ухудшается. По статистике правозащитного центра «Весна», в течение 2022 года ежедневно было минимум 17 задержаний, а в марте 2023 года среднее количество в сутки выросло до 22 случаев. Но точное количество заключенных по политическим мотивам в стране неизвестно. Более подробно об этом читайте здесь.

Читайте также: «Люди часто себя снимают на видео». Как силовики «шьют» беларусам дополнительную уголовку по порнографическим статьям

«Весна»: «Наличие политзаключенных в стране — показатель ситуации с правами человека»

Правозащитница «Весны» Наталья Сацункевич в марте этого года объяснила, почему важно сообщать о задержаниях и обнародовать факты преследования в Беларуси:

«Наличие политзаключенных в стране — одна из характеристик действующей власти и показатель ситуации с правами человека. Цифра количества политзаключенных помогает нам адвокатировать на международном уровне ситуацию с правами человека и показывать, что она не стала лучше, а только ухудшается. Поэтому это такой инструмент для правозащитников, чтобы улучшать ситуацию и добиваться освобождения каждого политзаключенного.

Если человек признан правозащитным сообществом политзаключенным, это значит, что его преследуют по политическим мотивам. По международному праву такого быть не должно».

Политическим заключенным человека признает все беларуское правозащитное сообщество, а не только правозащитный центр «Весна», как многие ошибочно думают. Это такие организации как Белорусский Хельсинкский комитет, Правовая инициатива, Белорусский дом прав человека имени Бориса Звозскова, Lawtrend, Белорусская ассоциация журналистов, Белорусский ПЕН, Офис по правам людей с инвалидностью и другие.

Под каждым заявлением можно найти список подписантов. Правозащитники «Весны» публикуют совместные заявления правозащитного сообщества и ведут список политических заключенных. Правозащитное сообщество при признании человека политическим заключенным руководствуется Руководством по определению понятия «Политический заключенный».

Наталья Сацункевич отмечает, что, если о задержании человека стало известно из открытых источников, то согласие человека на признание его политзаключенным не нужно.

«Если к нам обращаются люди и просят не публиковать информацию, то мы, конечно, уважаем решение человека и его родственников. Важно подчеркнуть, что такая информация — это общественный интерес, поэтому, если нам стало известно из открытого поста в Фейсбуке, расписания суда, провластного телеграм-канала, то наша правозащитная обязанность — зафиксировать информацию и распространить».

Читайте также: «Дети были первым, чем мне угрожали силовики». Как жительница Иваново отсидела в ИВС и сбежала с тремя детьми в Польшу

«Публичность помогает остановить пытки в большинстве случаев»

Правозащитница «Весны» отмечает, что важно обнародовать факты преследования заключенного в СИЗО или в колонии:

«Там они сталкиваются с нечеловеческими условиями, пытками, а также дополнительным давлением со стороны администрации. Таким образом создается дополнительное наказание для человека. В принципе суд назначает наказание в виде ограничения или лишения свободы — и это само по себе есть наказание.

Человека же наказывают дополнительно через репрессии, невыносимые условия, избиения, пытки физические и психологические. И, как говорят, пытки любят тишину, и лучше всего пытки и преступления делаются, когда никто не видит, поэтому публичность помогает это пресекать в большинстве случаев».

Наталья Сацункевич сравнивает признание человека политзаключенным с общественным контролем:

«Это в целом похоже на механизм работы общественного контроля: когда люди контролируют, что делают власти. И этот контроль помогает, чтобы стандарты соблюдались.

Я всегда говорю о письмах солидарности, даже если оно не дойдет до самого политзаключенного, то его получит и увидит администрация учреждения, где он находится. И если к человеку есть международное внимание, и с ним что-то случится, то внимание к этому будет большое. Обычно отношение к человеку меняется».

Власти фактически знают, когда человек преследуется по политическим мотивам, даже если он еще не признан политзаключенным по каким-то причинам: или не хватает информации, или о нем просто не знают, или еще не состоялся суд в некоторых случаях. Поэтому ухудшить положение человека в заключении статус политзаключенного не может, так как государство и так знает, что его преследуют по политическим мотивам. То, что наконец кейс стал публичным и человека признали политзаключенным, не делает его дело политическим, так как оно было таким еще до этого.

«Могу вспомнить пример Артема Анищука, который сталкивался с пытками и во время задержания, до и после суда, и после того, как поехал в колонию. После того как его признали политзаключенным, ситуация с репрессиями фактически не изменилась, в смысле, что они не стали хуже. Еще до признания к нему относились как к политзаключенному.

Бывшие политзаключенные говорят, что это большая поддержка моральная, когда они узнают, что о них помнят, что о них не забыли, что мир не считает их обычными преступниками, убийцами. И это важно», — объясняет правозащитница.

Читайте также: «Дочка внутри не шевелилась». История брестчанки, которая на седьмом месяце убежала в Украину через леса и болота

Что говорят бывшие политзаключенные?

«Первое время вообще не думал о признании политзаключенным. Не до того было… Уже потом, со временем, когда долго общался с политическими заключенными (по «делу Зельцера»), начал задаваться вопросом: «а являюсь ли сам политическим заключенным?». Узнал об этом, только когда первый раз вышел на свободу.

Сейчас только уже думаю, что это важно. Лично для меня это важно. Просто, чтобы люди не думали, что, как и другие «зеки», я что-то украл, или побил кого-то… Ведь если сейчас некоторые люди узнают о том, что «сидел», изначально тебя ставят в ряд с ворами, убийцами, наркоманами и так далее. А я в жизни никогда ничего такого не делал», — говорит экс-политзаключенный музыкант из Молодечно Александр Казакевич.

Один из политзаключенных по «делу Зельцера» (в целях безопасности «Весна» не называет его имя) отмечает, что лично на него статус политзаключенного никак не повлиял, а положение человека в тюрьме определяется уголовной статьей, по которой его поместили в тюрьму:

«Когда меня признали политзаключенным, я узнал после 10 месяцев заключения. Нам тогда сказали, что нас автоматически всех признали политзаключенными. Но этот статус на меня никак не повлиял: условия не улучшились и не ухудшились, отношение то же самое. Как были пытки — так они и остались. Послаблений режима тоже не было.

Влияет на твое положение в тюрьме не статус политзаключенного, а статья. Если будет указ прессовать, то значит будут прессовать. Если такого указания нет, то будешь сидеть спокойно, как и другие заключенные».

«Мне начали приходить очень большие кипы писем, именно после того, как меня объявили политзаключенным, тогда уже обо мне хоть какая-то информация была известна. Я сначала вообще не понял, откуда начали письма приходить, кто поспособствовал. В письмах мне писали, что обо мне ничего неизвестно, что на правозащитных сайтах обо мне вообще никакой информации не было.

И как только я освободился, я старался со всеми списаться, созвониться, с кем-то лично встретиться, поблагодарить этих людей за то, что они проделали такой большой путь для того, чтобы хоть как-то, даже обычным письмом человека поддержать. В таких местах даже обычная открытка — это уже хорошо. Когда тебе от незнакомого человека приходит, например, открытка, у тебя уже сердце радуется, что о тебе никто не забыл и кто-то о тебе до сих пор еще помнит», — рассказывает бывший политзаключенный Денис Демух.

Читайте также: «Даже по тюремным понятиям это беспредел». Экс-политзаключенный кобринчанин рассказал, через что прошел в колонии