— Помимо того что вы хирург, вы заведуете отделением. Как строится ваш рабочий день? Как совмещаете административную работу и практику хирурга?
— Рабочий день начинается с 8 утра. Обычно час уходит на обход, осмотры больных. И с 9.00 до 15.00-16.00 — операционный день. И так все будние дни.
Административная работа — в перерывах между операциями. А чаще всего после рабочего дня приходится находить время.
Справка «БГ»:
Радиевский Игорь Леонтьевич
Работает в УЗ «Брестская областная больница» в должности заведующего I хирургическим отделением.
Врач высшей категории.
Окончил Гродненский государственный медицинский университет.
Женат, имеет двоих детей.
— Сколько операций в день у вас в среднем бывает?
— Это зависит от вида, объема и их продолжительности. Есть операции, которые длятся от получаса до часа, а бывают и по 5-6 часов. Каждый рабочий день в операционной начинается в девять часов утра и продолжается минимум до двух часов дня. А бывает, что и в семь, и в восемь вечера заканчивается. От одной-двух до пяти-шести операций в день проводим.
Главное, чтобы руки не опережали голову, чтобы врач сначала думал, а уже потом брался за скальпель
— А какой проведенной вами операцией или операциями вы гордитесь больше всего?
— Таких отдельных операций нет. Вы же понимаете: если каждый день в операционной — у меня, например, в год более полутысячи операций — выделить какие-то сложно. Много операций, после которых выходишь и чувствуешь удовлетворение от выполненной работы. Потому что они прошли успешно, и ты знаешь, что помог больному. Наверное, ими и можно гордиться.
Любой вид операции — это не единичная операция. Чтобы достичь совершенства, как и везде, надо время, поток больных, количество проведенных операций. Если вначале, когда ты начинал делать какую-то операцию, она занимала 2-3 часа, то после определенного их количества ты будешь делать то же самое за час или еще быстрее. Адаптируешься под вид операции, набивается рука.
Первый раз делать какую-то операцию всегда сложнее: есть какое-то волнение. Но когда проходит одна, вторая, третья, когда ты делаешь уже 20-ю, 30-ю, 100-ю, то, конечно, проще все проходит. Хотя и после множества проведенных операций на одном и том же может быть ошибка. Всегда надо быть готовым к тому, что даже на самой простой операции могут быть нюансы, возникнуть осложнения, кровотечение, например, и т. д. Главное, правильно из них выйти.
Читайте также: Ваше здоровье. Правила грамотной эксплуатации организма от нейрохирурга Виктора Воронко
— На каких операциях специализируется ваше отделение?
— Мы в основном специализируемся на операциях на органах брюшной полости, плюс щитовидная железа. Наши направления: тиреоидология, то есть заболевания щитовидной железы, панкреатология — заболевания поджелудочной железы, гепатобилиарная хирургия — заболевания печени и желчных протоков, гастроэнтерологическая хирургия — хирургия желудочно-кишечного тракта. Также занимаемся фактически всеми видами грыж. Широкое распространение у нас получила бариатрия — хирургия ожирения.
Уклон сегодня больше идет к лапароскопической хирургии, т. е. к малоинвазивной хирургии. Чтобы больному была сделана та же операция, но восстановительный период был меньше и больной чувствовал себя лучше.
Желание пациента поправиться очень сильно влияет на процесс лечения. Не все зависит от врачей.
— То есть тенденция — быстрее поставить больного, что называется, на ноги?
— Современная тенденция — максимально короткий восстановительный период. Выезжая из операционной, пациент должен чувствовать себя практически здоровым.
Он видит, что у него пару повязок, но нет ни одного дренажа, ни одного зонда. Поэтому у него будет большее желание жить и быстрее восстанавливаться, чем когда он выезжал из операционной со множеством дренажей. Понятно, что восстановительный период будет совсем другой.
Сейчас к операциям поменялись подходы. Например, если взять холецистэктомию (операцию по удалению желчного пузыря — прим. ред.). Как она выполнялась 15 лет назад? К операции больных начинали готовить за несколько дней. Во время операции ставился дренаж, еще некоторые были нюансы. Сейчас этого нет. Фактически больной с утра к нам приезжает, прооперировался, через 2 часа подъем с постели. Никаких дренажей, питаться больной начинает в тот же день. На следующий день человек уже может идти домой.
— Скажите, а в процессе лечения больной как-то может помочь врачам?
— Конечно. Если больной правильно настроен, он уже на следующий день после операции или даже в тот же день поднимается, а назавтра-послезавтра уже просится домой. А если у него нет какого-то стимула, интереса к жизни, то он и на поправку будет идти сложно. Даже если операция прошла хорошо. А то и вовсе какие-то осложнения могут появиться, которых никто не ожидал. Такие больные намного медленнее выздоравливают даже после самой обычной операции. Желание пациента поправиться очень сильно влияет на процесс лечения. Не все зависит от врачей.
— Какой процент в общем количестве операций занимает лапароскопия? Соотношение лапароскопических и обычных операций меняется?
— У нас в отделении процентов 60-70 — это лапароскопические операции. В год мы проводим около двух тысяч операций, и больше тысячи из них — лапароскопические.
Сейчас районные больницы хорошо развиваются. Там тоже начали выполнять лапароскопические операции. Поэтому у нас уменьшилось количество простых операций, таких, которые могут сделать в районах. Но зато у нас появилось больше лапароскопических операций более тяжелых, более объемных, которые там не могут выполнять. Плюс у нас начинают концентрироваться все осложнения, которые возникают в районах.
Не бывает одинаковых операций. Даже самая небольшая, стандартная отличается от предыдущей какими-то нюансами.
— Сколько человек обычно находится в операционной, от чего это зависит? Кто участвует в операции?
— Стандартно всегда — анестезиолог и анестезистка, которые подают наркоз, следят за наркозом. Хирург-ассистент, а если это открытая операция, то иногда и два ассистента. И операционная медсестра. Ну, и хирург, который проводит операцию.
— А если операция сложная, то людей требуется больше?
— Качество операции от количества людей в операционной не зависит.
Читайте также: Ваше здоровье. Врач Виктор Воронко: Чтобы самому разобраться с проблемой – интернета мало
— Сколько лет вы оперируете?
— Уже 20 лет.
— У вас есть ученики?
— Да. Приходят молодые врачи, за каждым закрепляем какие-то направления. Все выполняют свой объем работы, но каждый врач каким-то направлением владеет лучше, специализируется на нем. Сейчас у нас в отделении есть два молодых доктора, которые работают 3-4 года.
Практикуем их ставить на разные виды, варианты операций, чтобы они были уверенными в различных ситуациях. Чтобы они могли в любой момент каждый из видов операций выполнять и не терялись в каких-то экстренных случаях. Потому что чаще всего ошибки происходят не из-за того, что врач чего-то не умеет, а из-за того, что врач теряется в неординарной ситуации. А когда ему подсказываешь, то он из нее выходит.
Хорош тот врач, который сто раз подумает и не прооперирует, а не тот, который прооперирует, а уже потом думает.
— А сколько лет, исходя из вашей практики, хирургу надо практиковать, чтобы чувствовать себя достаточно уверенно в любой ситуации?
— Хирург учится всю жизнь. Лучше, конечно, на чужих ошибках это делать, но чаще всего учишься именно на своих. Поэтому сколько человек работает, столько и учится. Не бывает одинаковых операций. Даже самая небольшая, стандартная отличается от предыдущей какими-то нюансами.
Во-первых, нельзя быть специалистом по всем профилям. И сейчас такая тенденция, что каждый доктор специализируется в каком-то определенном направлении. Нельзя делать все одинаково хорошо, учитывая, что объем операций увеличился. Поменялся подход к операциям, техника ведения лапароскопических операций. Даже техника ведения открытых операций изменилась.
Нельзя одинаково хорошо владеть техникой всех операций. Мастер, который достигает совершенства в одном виде операций, в другом будет не так хорош. В Европе давно уже такая тенденция, и у нас. Кто-то пытается достичь определенного совершенства в одном направлении, кто-то — в другом.
Сколько надо времени, чтобы чувствовать себя уверенно? Сложно сказать. Наверное, когда хирург сам почувствует, что может что-то сделать. Ведь можно и медведя научить на гармошке играть.
Главное, чтобы руки не опережали голову, чтобы хирург сначала думал, а уже потом брался за скальпель. Хорош тот врач, который сто раз подумает и не прооперирует, а не тот, который прооперирует, а уже потом думает. Могу сказать, что наши молодые врачи, по возрасту имеется в виду, уже достигли многого. Со многими могут потягаться. Некоторые операции они делают получше врачей, которые по 5 и по 10 лет работают. Все от человека зависит. От желания учиться.
Можно ведь по-разному ходить на работу. Можно прийти, сесть на диван и ничего не делать. Скажут — пойдешь, не скажут — будешь сидеть и бездельничать. А можно интересоваться, пытаться ходить где-то за кем-то, смотреть, читать, развиваться. Все постоянно обновляется: методики, эндовидеохирургическая техника и так далее.
Читайте также: Ваше здоровье. Нейрохирург о грыжах диска: Оперируем, если лечение не дает результата
— Кстати, с какой периодичностью меняется техника?
— Чуть ли не каждый год появляется что-то новое на рынке. Даже тяжело за всем уследить. Но мы пытаемся: ездим, смотрим, учимся, чтобы не отставать от прогресса.
Чтобы быть хорошим хирургом, надо за всем этим следить. Только тогда ты сможешь достичь какого-то уровня, чтобы выполнять различные виды операций. Когда сам будешь уверен, что ты сможешь выполнить операцию любого уровня сложности. Со стороны смотреть всегда легко. Думаешь: «Разве я так сделать не смогу?!» А когда сам берешь в руки скальпель, то возникает множество вопросов: «А как это сделать, а как это?» Все зависит от желания, от того, чего ты хочешь достичь в этой жизни.
— Вы сказали про учебу — есть какая-то программа повышения квалификации? На какие-то курсы ездите, может, за границу?
— Есть программа в БелМАПО (Белорусская медицинская академия последипломного образования — прим. ред.). Это стандартная программа повышения квалификации врачей. Ее проходят для подтверждения категорий и стажа. Положено раз в 5 лет проходить. Обычно это двухнедельные курсы.
Ездим учиться и за рубеж. В Россию, Европу. Потому что без этих учеб сложно достичь какого-то высокого мирового уровня. Ездим на конференции. В последнее время они проводятся с мастер-классами. Ищем, выбираем то, что нам по тематике ближе.
— То есть можно сказать, что поддерживаете отношения и сотрудничаете с иностранными коллегами?
— Да. По некоторым видам операций у нас проводятся мастер-классы. Приезжают известные зарубежные хирурги, оперируют, и мы участвуем в этих операция. Мы с некоторыми клиниками сотрудничаем. У нас с Каунасом завязались хорошие отношения. Наши коллеги в Израиль на стажировку ездили. С французами есть контакты. Сотрудничаем с японскими коллегами, они ежегодно приезжают к нам для проведения совместных операций.
Конечно, у нас есть друзья за границей с которыми сотрудничаем, общаемся, советуемся. Если есть какой-то случай, можем и обсудить с ними, что и как, посоветоваться.
У них в клиниках узконаправленные отделения. Условно так: пищевод-желудок, колопроктология, панкреатология. Есть отделения, которые занимаются только щитовидной железой. И в этом они совершенны, в этом — очень высокий уровень мастерства. Взять, к примеру, панкреатологию. Они выполняют только операции на поджелудочной железе. И в этом направлении достигают высокого уровня.
В нашем же отделении — множество направлений. Поэтому иногда советуемся с ними в плане тактики лечения или предполагаемой операции, когда есть неординарный больной, с которым мы не сталкивались.
Желчекаменная болезнь раньше проявлялась в возрасте 40-50 лет, а сейчас есть больные 20-, 30-летние, и даже дети, которым по 7-8 лет.
— Меняется ли возраст пациентов на протяжении вашей 20-летней практики? Моложе становятся или старше?
— Болезни омолаживаются. Очень сильно омолаживаются. Некоторых видов операций становится меньше, некоторых больше. Если лет 10 — 15 назад операций, связанных с язвой желудка, было по одной-две в неделю, то сейчас такие операции случаются где-то раз в месяц. И это обычно осложненные случаи. Это результат развития фармакологии. Появились препараты, которыми их можно лечить, и, естественно, отпала необходимость оперировать.
В то же время желчекаменная болезнь раньше проявлялась в 40-50 лет, а сейчас есть больные 20-, 30-летние, и даже дети, которым по 7-8 лет. Это связано с нашим образом жизни, питанием. Посмотрите, что мы сейчас кушаем, что едят дети, что у них в руках — кола и чипсы.
Выросло число людей с заболеваниями поджелудочной железы, тех же острых панкреатитов. Стало больше хронических панкреатитов и различных осложненных их форм.
К некоторым заболеваниям изменился подход. Например, мы теперь по-другому оперируем грыжи. Если раньше были натяжные методики, то теперь в основном развиваются ненатяжные. То есть ставится сетка, аллотрансплантат так называемый. А учитывая, что появилось лапароскопические методики лечения грыж, то восстановительный период больных максимально сократился. Теперь это хирургия одного дня: утром поступил, днем сделали, вечером можно идти домой.
В 98 процентах случаев после шунтирования диабет излечивается.
— Вы сказали, что активно развиваете у себя в отделении бариатрическое направление. С чем это связано, как много пациентов с лишним весом?
— Оно стало развиваться не так давно — около 5 лет назад. И за последние 2-3 года мы в этом направлении достигли многого. Поставили на поток, потому что число больных, страдающих ожирением, увеличивается. В год проводим около 50 таких операций. Казалось бы, большая операция, шунтирование желудка, большой объем. Но прооперировали, и через 3-4 дня больной уходит домой.
Сейчас около 30 процентов населения Беларуси страдает ожирением. Поэтому, естественно, появилась в этом необходимость. Большая масса тела — это одна проблема, но самая большая проблема — это заболевания, с которыми идут такие пациенты. Кроме ожирения, это и сахарный диабет, и артериальные гипертензии, и сердечные проблемы, и проблемы с суставами. Потому что большая масса — это чрезмерная нагрузка на суставы.
После наших операций уменьшается масса тела, уходит лишний вес, естественно, в какой-то степени коррелируются и сопутствующие заболевания. В 98% случаев после шунтирования диабет излечивается. Больные уходят от препаратов по артериальной гипертензии, уменьшается нагрузка на суставы, уходит болевой синдром, им легче передвигаться. Потому что бывают такие больные, которые двигаться не могут при своей массе тела.
Коллеги из Европы рассказывали, что там если начальник на работе видит, что его подчиненный страдает ожирением, ему даже могут поставить условие: «или ты идешь и решаешь проблему с весом, делаешь операцию и продолжаешь у нас работать, потому что ты хороший сотрудник, или мы с тобой расстаемся». У нас же пока люди стесняются кому-то рассказывать, что есть такая проблема и они ее так вот решают.
Читайте также: «От горба не осталось и следа»: подростку из Бреста сделали первую операцию на позвоночнике по новой технологии
— А как вы свою физическую форму поддерживаете? Ведь чтобы проработать 5-6 часов кряду в операционной, надо иметь здоровье.
— Утром — кофе, в обед — кофе, вечером — кофе (смеется). Подъем в 7 утра. С утра до вечера в операционной. Вечером дома легкий ужин — и все. После того как ребенок ложится спать, надо еще что-то почитать, поучиться. Так что отбой где-то в час-полвторого ночи.
В выходные дни, когда удается побыть дома, тогда, конечно, и завтрак, и обед, и ужин. В выходные иногда получается в бассейн с дочкой сходить и на велосипеде поездить. Конечно, хотелось бы больше времени семье уделять, но не всегда на это хватает времени. Кроме работы, ведь еще и командировки бывают, поездки на конференции, стажировки. Жена тоже в этой профессии — поэтому понимает и помогает.
По-другому не получается. Чтобы чего-то достичь, надо чем-то жертвовать.
Оцените статьюНаш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Подпишитесь на наши новости в Google
