«В суде так захотелось домой!» Рассказываем о деле правозащитницы Марфы Рабковой, которой грозит 20 лет тюрьмы

В Минске судят координатора волонтерской службы правозащитного центра «Весна» Марфу Рабкову. По тем 11 статьям, которые вменяют 27-летней Марфе, ей грозит до 20 лет лишения свободы. Она уже провела за решеткой больше полутора лет, за это время сильно ухудшилось здоровье: дважды болела COVID-19, стали крошиться зубы, началось воспаление. Пока Марфа находилась за решеткой, умерли ее бабушка и отец. Попрощаться с ними ей не разрешили. За полтора года сотрудница «Весны» ни разу не дала показаний и не признала вину.

«Настоящее Время» рассказывает, в чем обвиняют координатора «Весны» и о том, что она успела пережить за несколько лет правозащитной работы и полтора года уголовного преследования.

Читайте также: Правозащитный центр «Весна» выступил с заявлением в связи с заведенным уголовным делом

Между Бабарико и Колесниковой

«Я не думаю, что приговор будет меньше 10 лет — в районе 15, может быть, — говорит соратник Марфы Константин [имя изменено по его просьбе]. — Ей обещали по-разному в течение долгого времени. Сначала — три-четыре года, потом начали накидывать статьи — и уже шесть-семь лет. Потом 12 лет. Ну и потом пообещали, что у нее будет срок «между Бабарико и Колесниковой» — в районе 13 лет. Теперь уже говорят — 15 лет. Факт в том, что приговор будет большой».

Виктор Бабарико, незарегистрированный кандидат в президенты Беларуси на выборах 2020 года, осужден беларускими властями на 14 лет. Мария Колесникова — одна из лидеров августовских протестов 2020 года — на 11 лет.

До задержания в сентябре 2020 года Марфа Рабкова вместе с волонтерами «Весны» вела наблюдение за проведением мирных собраний.

«Мы считаем участников акции, количество силовиков, количество тех же самых «тихарей». Наблюдаем и фиксируем всех выступающих: какие у них призывы, если есть плакаты — что на них написано. Как себя ведут силовые органы, какое это место, как была проведена акция. После всю эту информацию мы передаем юристам, экспертам, чтобы они выносили соответствующее решение, была ли акция мирной и адекватно ли реагировали беларуские силовики», — объясняет коллега Марфы по «Весне» Дарья Рублевская.

Кроме того, Марфа Рабкова участвовала в документировании пыток и других видов жестокого обращения с задержанными участниками акций протеста. [Уже находясь в заключении, в конце 2021 года, Рабкова получила Национальную премию за защиту прав человека; в том же 2021 году ей присудили правозащитную премию «Человек человеку».]

Но обвиняют правозащитницу в совершении совсем других действий, формально не связанных с работой в «Весне». Вот в каких (более десятка эпизодов, девять разных статей):

1. организация массовых беспорядков (ч. 1 ст. 293 УК РБ);
2. приготовление к участию в массовых беспорядках (ч. 1 ст. 13 ч. 2 ст. 293);
3. обучение лиц для участия в массовых беспорядках (ч. 3 ст. 293);
4. создание и руководство преступной организацией (ч. 1 ст. 285);
5. призывы к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь, с использованием средств массовой информации или глобальной компьютерной сети Интернет (ч. 3 ст. 361);
6. создание экстремистского формирования и участие в нем (ч. 1 ст. 361-1);
7. разжигание иной социальной вражды или розни группой лиц (ч. 3 ст. 130);
8. злостное хулиганство — за лампочки с краской, брошенные в рекламные щиты ГАИ в 2016 году, и за лампочки с краской, брошенные в здание Белгостелерадиокомпании в 2016 году (ч. 2 ст. 339);
9. злостное хулиганство — за дымовую шашку, брошенную в здание брестского ГУБОПиКа в 2016 году (ч. 2 ст. 339);
10. осквернение сооружений и порча имущества — речь идет о первомайском граффити в Бресте в 2020 году (ст. 341);
11. осквернение сооружений и порча имущества — граффити против Европейских игр в 2019 году (ст. 341);
12. незаконные действия в отношении предметов, поражающее действие которых основано на использовании горючих веществ, совершенные группой лиц, — речь идет о поджоге гомельской налоговой инспекции и рекламного щита управления принудительного исполнения наказания в Ивацевичах в 2017 году (ч. 3 ст. 218, ч. 3 ст. 339, ч. 2. ст. 295-3).

Только по первой из предъявленных Рабковой статей ей грозит до 15 лет лишения свободы. По совокупности, полагают коллеги-правозащитники, речь может идти и о 20-летнем сроке.

Марфу вместе с мужем Вадимом задержали в Минске 17 сентября 2020 года, когда они возвращались с вручения «Весне» престижной правозащитной премии Яна Карского в посольстве Польши. Дома у супругов провели обыск, их самих доставили в ГУБОПиК. Вадима вскоре отпустили, а Марфу сначала обвинили в обучении лиц для участия в массовых беспорядках (ч. 3 ст. 293) — за организацию волонтеров-наблюдателей за выборами президента в рамках кампании «Правозащитники за свободные выборы», но позже предъявили другие обвинения.

С тех пор Рабкова находится тюрьме. Через год после задержания, в октябре 2021-го, она написала своим соратникам по «Весне»:

«По поводу дела — тишина, но вроде как трехмесячная продленка должна быть последней. Следствие окончится, и впереди будут интересные события в виде ознакомления с материалами дела и суды. Статьи будут страшные, но молот сейчас и не кует другие».

Читайте также: Почти полгода волонтер «Весны» Марфа Рабкова находится в СИЗО. Ей грозит 12 лет колонии

Исключение из вузов, «выборочный контроль» и сталкинг в интернете: жизнь Марфы Рабковой до августа 2020-го

Преследовать Марфу за активную позицию власти начали задолго до задержания в 2020 году и нынешнего уголовного дела. До правозащитной работы в «Весне» она была волонтером в зоозащитных организациях, а также занималась «уличной активностью», например, распространением листовок, рассказывает правозащитница Наста Лойка.

В начале 2016 года Марфу вынудили забрать документы с последнего курса педуниверситета в Минске, где она училась по специальности «биология и география».

Причиной стало задержание на небольшой акции возле вуза. В 2017 году Марфа восстановилась на ту же специальность на заочное отделение в Могилевский государственный педуниверситет имени А. Кулешова — но вынужденно ушла и оттуда.

«Она приехала сдавать сессию и под кабинетом случайно услышала обрывок разговора, что ее надо завалить на экзамене. И она просто не пошла, потому что для нее это был большой стресс — то, как это было в педе», — рассказывает Наста Лойка.

Позже Рабкова поступила в Литву — в Европейский гуманитарный университет [частный вуз, основанный в Минске в 1992 году; в 2004-м был закрыт беларускими властями и продолжил работу в Вильнюсе] на специальность «Международное право и право Европейского союза».

«Насколько я знаю, ей нравилось там учиться, хотя это сложно — успевать работать, заниматься общественной активностью и еще и учиться. Это очень большая нагрузка, но она со всем справлялась и хорошо училась. О ней были очень хорошие отзывы», — говорит Наста Лойка.

Марфа рассказывала, что в Беларуси по политическим причинам не могла найти работу: несколько раз уже во время собеседования девушке говорили, что не могут ее принять, потому что им звонили «оттуда» — подразумевая кого-то из представителей власти или силовиков.

В 2017 году Марфу Рабкову задержали накануне Дня Воли.

«В стране часто перед различными громкими общественно-политическими событиями начинаются превентивные задержания, — рассказывает соратник Марфы Константин. — Как раз шли протесты, связанные с «декретом о тунеядстве». Тогда сфальсифицировали административное дело, обвинив Марфу в том, что она участвовала в митинге, хотя на руках были доказательства, что она была в это время на работе. Но это не было принято во внимание судом».

Марфе Рабковой дали 15 суток — она отсидела весь этот административный срок.

Еще одним способом давления на активистку были периодические проверки при пересечении границы. Марфа должна была выезжать в Литву на сессии ЕГУ, и ее с незавидной регулярностью снимали с поезда — при выезде или при въезде, а иногда и в обоих случаях.

«Это выглядело так, что во время контроля у пограничников на компьютерах появилась красная полоса — это означало, что человека нужно проверить. Вытряхивали все ее вещи, никогда ничего не находили и отпускали. Пограничники объясняли это фразой «выборочный контроль». Тем не менее снимали конкретно ее одну-единственную каждый раз», — вспоминает Константин.

Летом 2018 года Марфа написала о том, что за последние полгода ее страницу в соцсети «ВКонтакте» взламывали более десяти раз.

«Учитывая, что силовые структуры как РФ, так и РБ могут беспрепятственно наблюдать за любыми страницами и переписками ВК, притом делают это не особо привлекая к себе внимания, то выглядит это скорее как способ психологического давления. Штази во всей красе», — писала она на своей странице в Facebook.

В 2019 году ее контакты — номера телефонов и ссылки на соцсети — опубликовали на сайтах знакомств. За один вечер Марфе написали и позвонили несколько десятков человек — посетителей этих сайтов. Она подозревала в причастности к публикации ее личных данных сотрудников ГУБОПиК.

«Я считаю это унизительным и бесчестным именно со стороны тех, кто это сделал, и мужчинами зваться они не могут в принципе, раз решили везти никчемную борьбу с девушкой, скрываясь за масками анонимов», — говорила Рабкова.

«Это пример того, как набирал силу в том числе и ГУБОПиК, — рассуждает правозащитница Наста Лойка. — У них в какое-то время появился антиэкстремистский отдел, который работал с разными движениями и людьми, которых они считали анархистами и анархистками. И они это делали в очень разных формах».

Наста вспоминает, как они с Марфой получили записку с оскорблениями, собирая информацию для доклада о преследовании участников антифашистского и анархического движений в Беларуси, — а потом презентацию доклада сорвали в последний момент. Владельцы заведения, где она должна была проходить, сообщили, что «им позвонили» — и поэтому мероприятие не может состояться.

«Для меня это уже тогда было показателем того, насколько это чувствительная для них [силовиков] тема и насколько они готовы на репрессивные меры, — говорит Наста. — Сейчас ГУБОПиК стал основным репрессивным органом в Беларуси, но эти все неприятные тенденции мы отслеживали и обращали на них внимания еще тогда».

Лойка рассказывает, что, когда Марфа начала заниматься правозащитной деятельностью, силовики присылали ей сообщения и «все время подкалывали, что она не может определиться, кто она и чем занимается» — имея в виду ее «анархистское прошлое». А теперь знакомства и интересы юности и вовсе легли в основу уголовного дела.

«Хотя очевидно, что последние годы Марфа занималась только правозащитной деятельностью, а все остальное — это абсурдные обвинения, — говорит Наста. — А сейчас ее судят за придуманные старые акции, которые были абсолютно мирными и к которым она не имела отношения».

Читайте также: 21 мая — День политзаключенного в Беларуси. Рассказываем про политзаключенных Брестчины и за что они сидят

«Из тюрьмы поддерживает тех, кто на свободе»

Друзья и соратники Марфы рассказывают о ее доброте, отзывчивости, любви и сочувствии к людям, к животным. И в то же время отмечают внутреннюю силу и принципиальность. «В ней этой силы всегда было много», — считает Наста Лойка.

«Марфа, наверное, лучше, чем многие из нас, понимала, чем это все может закончиться, потому что у нее были примеры ее знакомых, друзей, бывших товарищей по анархическому движению, — отмечает Дарья Рублевская. — Во-вторых, у нее очень сильное чувство собственного достоинства и гордости. Мне кажется, в том числе из-за этого сильного чувства ценности человека внутри себя у нее есть сила справляться с преследованием».

Первые несколько месяцев после задержания Марфа находилась в камере с женщинами, арестованными по криминальным статьям и не в первый раз — «своеобразные люди со своеобразными отношениями с администрацией», — и это было очень тяжело для нее, рассказывают друзья девушки.

«Похоже, что эти женщины работали на оперативных сотрудников и различными способами оказывали давление, чтобы Марфа давала показания. Но она отказывалась и отказывается до сих пор», — рассказывает Константин.

Кроме психологического воздействия было и физическое: например, иногда в течение целого дня ей запрещали присесть в камере на нары, потому что это якобы запрещено.

Но количество политзаключенных, в том числе женщин, в 2020-2021 годах быстро росло, и в какой-то момент Марфа оказалась в большой камере, где восемь из восьми женщин – «политические». Атмосфера стала более сносной, появились собеседницы.

«До лета прошлого года Марфа была в камере с плохими условиями — протекали стены, плесень, из окна дуло, многие болели. Сейчас, насколько я знаю, условия более-менее: на всех хватает спальных мест, не дует, не капает — и на том спасибо», – рассказывает Константин.

Письма ей и от нее приходят по-разному: первые два-три месяца после задержания Рабковой не отдавали писем вообще, рассказывают ее друзья. Последние полгода, а особенно после начала войны России с Украиной, переписка политзаключенных идет только с родственниками.

«В письмах удивляло то, какая она сильная, как она из тюрьмы поддерживала тех, кто на свободе. Даже когда она писала, что сильно похудела или что у нее крошатся зубы, — она все равно уделяла этому не так много внимания, сколько своим внутренним переживаниям, своей внутренней вере, что все будет хорошо, что мы все справимся, что команда «Весны» — молодцы, что мы делаем правильное дело», — вспоминает Дарья Рублевская.

О плохом состоянии здоровья Марфа сообщала в своих письмах давно.

«Со здоровьем в целом все сносно. Только зубы шалят, 31-го откололась часть другого зуба, предпоследнего. Старый год решил мне доставить «радость» и в последний день. Когда дело будет в суде, нужно пробовать запустить процесс вызова частного стоматолога. Может, суд будет гуманнее в этом вопросе, чем следователь», — писала она в начале января 2022 года. По рассказам друзей, стоматолога пытаются ей направить с июня прошлого года: такая практика в изоляторе есть, но в отношении Марфы Рабковой почему-то не работает.

Под арестом правозащитница дважды болела коронавирусной инфекцией, летом 2021 года она перенесла как минимум два обморока. Как позже выяснилось, в течение нескольких месяцев в организме девушки шли воспалительные процессы. Марфа добивалась проведения УЗИ — его сделали только в марте 2022 года, вероятно, после сообщений в прессе об ухудшившемся здоровье Рабковой. Обследование показало жидкость в малом тазу, а в щитовидной железе — много очаговых образований и кист. Недавно родным стало известно, что девушке прокололи курс антибиотиков.

Через месяц после задержания Марфы от коронавируса умерла ее бабушка. Прошлым летом — тогда девушка сидела уже почти год — от рака умер ее отец. Проститься с родными Рабкову не отпустили. Ее коллеги из «Весны» рассказывали, что Марфа много раз просила перевести ее под подписку о невыезде или домашний арест — для того чтобы ухаживать за отцом. Но ей всегда отказывали, так же, как и в свиданиях с родственниками. При этом, как утверждают правозащитники, сотрудники следственных органов не раз шантажировали Марфу ситуацией с тяжелобольным отцом, принуждая дать нужные им показания. Она не соглашалась.

«Прослеживается, конечно, через все письма тоска очевидная, но она держится, — рассказывают друзья девушки о переписке с ней. — Но разные периоды были. Первые полгода еще была надежда на то, что все быстро завершится, — тогда еще в стране проходили протесты. Потом следующие полгода — упадническое настроение, потому что стало понятно, что все затягивается, начали накидывать каждый месяц новые уголовные статьи. И последние полгода настроение не то что апатичное — человек старается принять ситуацию. Ей тяжело психологически приходится, но она как-то старается настроить себя, что рано или поздно это закончится».

Читайте также: «Святослав попросил меня не плакать». Поговорили с брестчанкой, которая вышла замуж за политзаключенного в СИЗО

«Из нее делают руководительницу всего»

Наста Лойка ходит на суды над политзаключенными, она смогла попасть на первое заседание по делу Марфы. «В чем именно обвиняют Марфу, сложно сказать, я так поняла, из нее делают руководительницу всего, и поэтому у нее все 16 эпизодов. Она к ним как будто бы имела отношение в разных формах», — говорит правозащитница.

Кроме Рабковой по делу проходят еще девять человек: волонтер «Вясны» Андрей Чепюк, а также политзаключенные активисты анархистского движения Акихиро Гаевский-Ханада, Александр Францкевич, Алексей Головко, Александр Козлянко, Павел Шпетный, Никита Дранец, Андрей Марач и Даниил Чуль.

Всех их обвиняют в организации, руководстве или участии в анархистских группах «Революционное действие», «Народная самооборона», «Революцiйна дiя» и судят за события периода 2016-2020 годов. «Весна» обращает внимание на то, что интернет-ресурсы этих групп были признаны экстремистскими в Беларуси гораздо позже задержания всех обвиняемых — спустя 8-15 месяцев, — однако некоторым из арестованных вменяют создание и участие в экстремистском формировании. Марфу Рабкову Следственный комитет посчитал одной из организаторов и руководителей ряда «организованных преступных групп, имевших автономные ячейки в регионах Беларуси со своими лидерами».

Наста Лойка рассказывает, что информацию о деле правозащитники собирали по крупицам:

«Знаем, что там 160 томов. Знаем, что в нем много переписок. Много людей, которые давали показания на ребят. Бóльшая часть ребят — из Бреста и Брестской области. Все указывает на то, что они, может, и были знакомы друг с другом, но тоже не все. Их, скорее, искусственно слепили в одно дело и сказали, что это организованная группа».

Правозащитница обращает внимание на то, что лишь в немногих делах о протестах фигурирует обвинение в создании или участии в организованной преступной группе — и дело Марфы Рабковой одно из них. «Это такая отметка очень большой значимости», — считает Наста Лойко.

Рассказывая о публичной части первого заседания, которое состоялось 25 апреля 2022 года, Наста говорит, что оно было похоже на «настоящий судебный бунт»:

«Половина людей просто не вставали на обращение судьи. Саша Францкевич очень ироничный: он что-то периодически комментировал и принципиально говорил: «Вставать не буду — мы и так сидим». Марфа вставала, но категорически говорила «нет». Она, кстати, была в майке с надписью «Добі вольны эльф», которую мы ей заранее передали. Акихиро начинал большие спичи о справедливости — и судья его просто затыкал».

Адвокаты, продолжает Наста, ссылались на международные стандарты защиты прав человека:

«В целом публичная часть была очень эффектной и красивой. Полный зал людей — 45 человек, две лавки с защитниками и защитницами. Сами люди в клетке — 10 человек. Несмотря на весь ужас, который происходит, они все настолько стойко держались! И даже Марфа, зная, сколько она пережила, — очень бодрая, очень громко говорила. Хотя она очень сильно похудела за время заключения».

Но уже во время первого заседания слушания по делу закрыли, так как «в материалах уголовного дела имеются материалы экстремистской направленности».

Марфа успела прислать письмо, в котором рассказала, что чувствовала по дороге в суд в первый день:

«Когда ехала в автозаке, то думала о том, где мы проезжаем мой дом. Горько от этих мыслей. Но я успокаивала себя фразой: все, что нас не убивает, делает сильнее. И еще я тихонько пела «Купалінку», чтобы не было страшно. В суде когда оказалась и увидела много людей — мне так захотелось домой! Просто взять и выйти за двери. И у меня было чувство, будто и не было этих 19 тюремных месяцев, что все это мне приснилось. Но это тоже были горькие мысли. Нужно пережить и вытерпеть этот тяжкий период».

Марфа Рабкова стала первой правозащитницей в Беларуси, которой предъявлены такие тяжкие обвинения и грозит более десяти лет тюрьмы. Помимо нее в заключении сейчас находятся еще шесть активистов «Весны».

Елена Шалаева
Настоящее Время. Все права защищены

Читайте также: «Игорь никогда не оговорит себя». Жена политзаключенного Игоря Лосика рассказала, в каких условиях содержат ее мужа

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Подпишитесь на наши новости в Google