Веста Свендсен о еврейских захоронениях в Бресте: «Эти кости все еще там, и все это как-то на нас влияет»

Уроженка Брестчины Веста Свендсен — одна из считанных людей в США, которые изучают Беларусь. В предыдущем интервью Веста рассказала BGmedia о том, почему стала делегаткой Координационного совета, почему хотела писать магистерскую диссертацию у знаменитого Тимоти Снайдера и какие вопросы о беларусах ее больше всего волнуют в ее научной деятельности.

Читайте также: «Почему я этого не знала?». Брестчанка в США изучает историю брестских евреев и пытается понять, чего боятся беларусы

Собственные «раскопки» истории Бреста Веста начала в 2019 году — и поразилась тому, что когда-то Брест был польско-еврейским городом. Как раз за месяц до того, как Веста приехала в родной город, в центре Бреста было найдено массовое еврейское захоронение (в феврале 2019 года). 

«Это был взрыв моего понимания своего города. Я поняла тогда, что все свое детство провела на этих костях. Я над ними ходила, жила свою жизнь, пересмотрела множество фильмов в кинотеатре «Беларусь». И не знала этого всего. 

Наше самопонимание построено местами, откуда мы родом. Какую Весту построил Брест? Советского человека. Настоящий Брест — это все-таки не советский город».

Веста попала в аспирантуру Брауновского университета (один из наиболее престижных частных университетов США, находится в штате Род-Айленд), написав длинную статью про Брестскую крепость: как она создавалась и какую роль играла в постсоветском понимании города. 

«Дело даже не в том, что история Брестской крепости неправдивая. Она неправдивая в том, что, например, количество военнопленных все еще указывают неправильно, говорят только про половину людей, которых взяли. Но когда туда идешь, когда трогаешь эти руины, где фашистские пули ударили в Советский Союз, тогда не задаешь вопросы: а кто был в этом городе до того момента? Кого здесь нет?» 

Для справки: немецкий историк Кристиан Ганцер в книге «Брест. Лето 1941 г. Документы. Материалы. Фотографии» поставил под сомнение советскую версию защиты Брестской крепости. По его информации, 6 800 защитников крепости попали в плен. В музее обороны Брестской крепости говорится о половине этого числа. Музей, по словам Весты, не учитывает тех, кто сдался, а считает только тех, кто был захвачен раненым и т.п. Это сталинское понятие того, кто герой, а кто предатель.

Читайте также: Вышло переиздание книги «Брест. Лето 1941 г. Документы. Материалы. Фотографии»

«Женщина всю жизнь не знала, кто она такая» 

Проведя много времени в архивах музея Холокоста в Вашингтоне, беларуска познакомилась с историей женщины, чью маму удочерили, и она не знала ничего о своих родителях, кроме того, что они из города под названием Брест. 

«В 90-х годах дочка одной женщины написала в музей. Она сказала: «Мою маму удочерили, и она не знает, кто были ее родители, какое у нее было имя. Все, что мы знаем, — что она из этого города». Женщина написала, по-моему, из Канады. Они начали копаться.

История была такая: маленького ребенка, двухлетнюю девочку, нашли в Бресте. Это было после ликвидации гетто. Девочка была ранена, но спрятана. Родителей никаких не было. Просто полька нашла эту девочку. Понятно, что люди были дико бедные, у поляков, которые были в Бресте в то время, не было ни еды, ни каких-то одеял. Поэтому они ходили в гетто, когда уже не было жителей, что-то собирали.

Читайте также: The New York Times написала о найденных в центре Бресте останках жертв гетто

Полька взяла девочку, начала разыскивать ее родителей. Родителей нет. После войны была репатриация, и эта семья уехала во Вроцлав. Девочка растет. Они ее формально удочерили в 11 лет.

Женщина выросла, переехала в Канаду, но всю свою жизнь она не знала, кто она такая». 

«Что меня зацепило в этой истории: если ребенок растет в городе, где у него есть соседи, которые знают его родителей, то кто-то скажет: «Слушай, ты так похожа на этого человека!». Но все наше население пропало — евреев уничтожили, поляков выселили».

Музей Холокоста смог узнать настоящее имя женщины. В Бресте сохранились регистрационные данные гетто. Историки узнали адрес дома, где нашли девочку, и увидели, что там было зарегистрировано рождение ребенка два года назад. Поняли, кто она такая, кто были ее родители. В возрасте за 60 уроженка Бреста военных лет узнала свое имя. 

«Они могли обсудить то, что с ними случилось» 

Веста много общалась с детьми людей, выживших в Холокост, и сравнивает их травму с травмой 2020 года у беларусов. 

Например, мужчина из США, чья мама из Украины попала в Аушвиц. До Холокоста у нее была огромная семья, из которой выжили ее тетя и сестра. Когда эти три девушки вернулись домой, то оказалось, что их соседи сохранили для них кое-какие семейные вещи. Не сохранили мебель, но сохранили альбом. Всю свою жизнь, когда встречались сестры и их тетя, они обсуждали свою семью. Семья и ее истории не покинули их. 

«Они могли обсудить то, что с ними случилось в Аушвице, травму потери своей семьи, но, с другой стороны, семья как бы не умерла, потому они могли говорить о том, что дядя Ёся был таким смешным, или вот этот был таким-то.

Когда человек, у которого я брала интервью, все это описывал, то было понятно, что этот альбом для него очень важен. У него было понятие своей истории, своей семьи. Они погибли, но у них было какое-то влияние на будущее. А у меня было чувство, что для него Холокост случился и был ужасным, но он был. Он не все еще идет. Это случилось, этот момент был, но он закрылся». 

Музей Холокоста сделал интервью с мамой этого человека, которая выжила в Аушвице, и в нем звучало то же самое. А бывает и наоборот: для выживших людей Холокост как будто идет всю жизнь. 

Читайте также: Вашингтонскому музею Холокоста передали 4 надгробия с еврейского кладбища в Бресте

«У меня такое ощущение, что для нас будто бы этот 2020 год не закончился, он тянется, тянется. И это часть проблемы, из-за чего люди не могут строить будущее, идти вперед».  

«Получилось место, где у людей мало ассоциаций с историей» 

Веста также переводит на английский мемуары про Холокост. Сейчас у нее на очереди текст, который она называет настолько красивым, что страшно за него браться. Когда что-то очень красиво написано, его труднее переводить. Это история еврейского мальчика из Могилева. 

На первом курсе аспирантуры в Брауновском университете Весту интересует роль не только Холокоста, но и советской травмы, депортаций и т.д. Как это сформировало нас в постсоветском периоде?

«Например, наш Брест был советским городом. Это место, откуда польское население изгнали, еврейское — погубили, и сюда приехали после войны русскоязычные люди. Получилось место, где у людей мало ассоциаций с историей, которая была на этой земле. Даже если люди знают саму историю, то это не были их соседи, у них нет эмоциональной связи с этой землей. 

С другой стороны, эти кости все еще там, и как-то на нас это все влияет. Я не уверена, как. Но мне кажется, это как-то связано с этим страхом (в предыдущем интервью Веста говорила о желании понять, что за вечный страх преследует беларусов. — Ред.)».  

Читайте также: «Кто-то должен за это отвечать»: глава еврейского объединения в Бресте о строительстве на месте расстрелов

Собеседница говорит, что осознала одну важную вещь: люди, которые ее растили, — бабушки, дедушки — видели своими глазами абсолютно зверские вещи и после этого жили жизнь. Растили детей, внуков. И при этом не имели способа почувствовать и проговорить свою травму. 

«У Юли Тимофеевой есть стихотворение «Камень страху». Она говорит, что это семейный камень, что он передается от поколения к поколению. Это то, что меня интересует».   

Ради своей научной задачи Веста изучала психоанализ. Для понимания предмета использует антропологию, политологию. Это «линзы», через которые можно смотреть на историю Беларуси. 

«Спасибо, что не было хуже» 

Веста приводит пример на тему беларуского страха: ее родственника в Беларуси арестовали за очень старый лайк или подписку в инстаграме. Его дочка с трудом узнала, где он, не смогла ничего передать. В итоге его выпустили через 72 часа, так и не назначив суд. 

По телефону он рассказал, что матрасов не давали — спали на досках, но еда хотя бы хорошая, никто не издевался. Ночью будили несколько раз, выводили из камеры в наручниках. Но по крайней мере не было хуже.

«Я все это время тревожилась, что, может быть, над ним издеваются, допрашивают, избивают, не кормят, воду не дают. Я заметила, как Беларусь влияет на меня издалека. Я сижу в своем престижном университете в США, но, тем не менее, на меня может влиять Лукашенко.

Когда его выпустили, мы все рады и говорим спасибо за то, что не было хуже. Мы уже не думаем про то, что это все вообще дико несправедливо».

«Мы должны государству сказать спасибо, что они хотя бы наших родственников не побили! Я думала, что мне надо не забыть это чувство». 

Знакомый адвокат из Беларуси советовал не приходить к задержанному с адвокатом в случае, если дело административное, потому что иначе это будет выглядеть как лишний повод для обвинения.

«Это так интересно мне с американской точки зрения видеть, потому что здесь никогда никому адвокат бы не сказал: «Не иди в суд с адвокатом». Потому что адвокат — это твой правозащитник. Ты не должен пытаться показать: ой нет, я не виноват, поэтому мне не нужен правозащитник. Он всем нам нужен».