«Витебская область сделала из меня идола, Бабарико №2». Интервью с экс-политзаключенным брестчанином Дмитрием Абрамуком

В 2021 году брестчанина Дмитрия Абрамука сначала осудили по «хороводному делу», а затем — за «оскорбление» Лукашенко после звонка на линию 102. Суммарно ему назначили три года «химии». Весь срок в витебском исправительном учреждении открытого типа №9 отсидеть не получилось: уже в феврале 2022 года «химию» ему заменили на 1 год, 1 месяц и 16 дней в новополоцкой колонии №1.

Почти за два года заключения он прошел через 130 суток в штрафных изоляторах и четыре с половиной месяца в помещении камерного типа. Ему присвоили красную бирку и так и не разрешили работать ни на «химии», ни в колонии. 22 апреля этого года Дмитрий вышел на свободу, а примерно через месяц уехал в Польшу.

Мы поговорили с Дмитрием о том, чем он занимался до 2020 года, через что прошел в местах лишения свободы, что делал в Бресте после освобождения, как пережил расставание с девушкой, которая была начальницей спецотдела на его «химии», и как ему живется в Варшаве.

Читайте также: «Следователи реально верили, что нас не посадят за хоровод»: История политзаключенного брестчанина Дмитрия Абрамука

— Беларусы и особенно брестчане знают вас как политзаключенного, которого судили по «хороводному делу». Расскажите о себе: кто вы по профессии, где раньше работали?

— В Беларуси моим последним местом работы был «Газоаппарат» в Бресте, отработал там два года, уволился в 2015-м. Потом пару месяцев поработал в Москве кладовщиком на складе. Вернулся в Брест, сделал визу и до 2020 года работал в Польше. Сначала занимался ландшафтным дизайном и облагораживал дома, а потом на заводе около Варшавы делал ушные палочки и ватные диски для лица.

Потом началась пандемия коронавируса, но уже осенью 2020 года сделал визу. За несколько дней до отъезда проверил почтовый ящик, должен был получить письмо от друга, который сидел в СИЗО за «массовые беспорядки» 10 августа. Вместе с ним достал бумажку, где было написано, что я являюсь фигурантом «хороводного дела» за 13 сентября. Ну и все, остался в Бресте. Было интересно, что будет дальше.

— А когда начали интересоваться политикой и тем, что происходит в стране?

— Лукашенко вместе с милицией я ненавижу всю сознательную жизнь. В 2015 году с друзьями собирались поехать в Минск на шествие с национальным флагом. Но на выезде из Бреста, возле областной больницы, нас остановил гаишник. А потом приехал ОМОН и задержал нас за то, что якобы матом в машине ругались. Мол, гаишники услышали это в потоке машин. Про это писала «Хартия».

Отсидели двое суток в ИВС, потом был суд. Там посмеялись с этого, нам даже штрафа не дали, просто отпустили. Судья сказал, что никто не виноват. Тогда это еще работало вот так. И вот получилось, что в 2015 году мне не дали нести БЧБ-флаг. Тогда я все понял про власти. Уволился и перестал работать в Беларуси.

А в 2020 году следил за Сергеем Тихановским и Виктором Бабарико, за которого я бы проголосовал на выборах. Дальше все знают, что случилось. Режим не оставил мне выбора, пришлось идти 10 августа на протесты. И спасибо омоновцу, который сломал мне телефон после задержания 13 сентября. Так бы сидел еще за 10 августа, ведь в нем были фото и видео с того вечера.

— Из ваших предыдущих интервью складывается впечатление, что вы бесстрашный. Когда рассказывали про задержание 13 сентября, то отмечали, что омоновец бил не больно. Это так?

— Было страшно. Но помогали мысли о скором воссоединении с любимой девушкой, с семьей, о нашей победе. Понимал, что много парней и девушек тоже сидят, нужно быть сильным, хоть и страшно.

Это ведь точка невозврата. Когда тобой интересуются из-за политики, когда ты сидишь в кабинете следователя, то должен принять то, что оттуда выйдешь только в подвал, что не вернешься домой, что тебя посадят. И когда садишься в тюрьму, то должен сделать выбор: или достойно сидишь за БЧБ-флаг, или прогибаешься, предавая наш флаг и людей, которые за него сидят.

В последнее время меня сильно напрягают некоторые политзаключенные, которые после освобождения уезжают в Польшу и рассказывают всем, какие они герои, как их хотел КГБ взять в свои руки. Если бы это было так, то у КГБ очень большие проблемы, потому что зачем им такие люди в тюрьмах? Они бесполезные, они вруны и трусы.

— Повестку в Следственный комитет вы получили осенью, а суд над вами по «хороводному делу» был только через несколько месяцев. Не было мыслей сбежать из Беларуси?

— Мысли уехать были. У меня был следователь из Малориты. Он сказал не уезжать из Беларуси. Спрашивал мое мнение насчет того, что мне будет за хоровод. Я говорю: «Мне у вас надо спросить, что мне будет за то, что я ничего не сделал». Он ответил: «Я думаю, что штраф или 15 суток». Он это искренне говорил и верил, что мне ничего не будет. Он знал, что я собираюсь в Польшу, что у меня есть виза. Потом был суд, непризнание вины, мне дают два года.

На суде ведь задержали моего знакомого и повезли в СИЗО, он тоже был «хороводником». Шел домой, понял, что даже позвонить некому. Кто-то уже сидит, кто-то убежал из Беларуси. Я выпил и позвонил в 102. Оскорбил Лукашенко, мне добавили еще год «химии».

Читайте также: «Я никогда не жалел о том, что сидел». Поговорили с жителями Брестчины, которых судили по «хороводному делу»

— В ИУОТ №9, где отбывали «химию», вас не взлюбил начальник Эдуард Мачеча. Как вы думаете, почему?

— Когда я приехал в ИУОТ, Мачечи там не было: то ли в отпуске был, то ли на больничном. На третий день иду по коридору в курилку, навстречу прямо на меня идет какой-то мужик. Я его пнул плечом и сказал: «Иди куда шел». Он промолчал и посмотрел на меня трусливым взглядом. Через пять минут в курилку прибегает дежурный и говорит, что меня вызывают в кабинет к начальнику ИУОТ.

Захожу в кабинет к начальнику, а там сидит этот уже переодетый в форму мужик, с которым столкнулся в коридоре. Тогда я подумал, что это какой-то неадекватный «химик», который идет внаглую. А это оказался Мачеча. И вот у него в кабинете мы познакомились. И, наверное, решили, что будем врагами. Потом уже узнал, что он привык, когда все ему дорогу уступают, а я не уступил.

Но он мне льстил полгода. Благодаря ему я сидел так, как никто не сидел из политических на «химии». Мне все было позволено благодаря его трусости. Я не знаю, почему он так отнесся, почему увидел во мне какую-то угрозу. Мне моя бывшая девушка говорила, что все собрания сотрудников ИУОТ были посвящены только одной фамилии — Абрамук.

Самое прекрасное, что Мачеча старался против меня настроить всех, но меня не только осужденные любили и уважали, но и 70% администрации ИУОТ относились ко мне как к очень хорошему человеку. Со мной некоторые втихаря за руку здоровались.

Он же еще для суда написал на меня плохую характеристику, там была один ложный факт. И вот между судами по замене «химии» на колонию «химики» собрали подписи для опровержения этого ложного факта. Судья потом негодовал на отрядника, мол, как так.

— На «химии» вы не работали из-за распоряжения Мачечи и последующей выдачи красной бирки. Как сильно вам хотелось там работать?

— Я хотел просто выходить с «химии», потому что у тех, кто работал, была свобода. Они могли выйти. Я очень хотел пойти на работу, чтобы у меня было время на свои дела. Работа — идеальное место, чтобы убежать. Хотя я и так мог убежать прямо с «химии». Но если бы работал, то это было бы проще сделать.

А так я не мог выйти, меня это напрягало. Красную бирку мне повесили только в ноябре. А до ноября они просто не пускали меня на работу по каким-то причинам. Якобы у них есть информация, что я убегу в Россию, что еще куда-то убегу, что собираюсь митинги делать.

Я нашел себе работу прямо за забором «химии», нужно было комплектовать автозапчасти. Милиционеры об этом узнали, капитан из оперотдела пошел туда и оболгал меня, мол, я порчу дисциплину на «химии», поэтому на работе у них буду делать то же самое.

Мачеча меня настолько ненавидел, что никуда не пускал. Если я иду в магазин, то в конвое не два милиционера, а четыре. Если не иду, то снова два. Когда пошли суды, когда отсидел в ШИЗО 50 суток после бегов, то меня начали возить в магазин три милиционера на служебной машине. Витебская область сделала из меня идола, Бабарико №2. Я не знаю, чтобы на тот момент кто-то еще из политзаключенных отсидел столько липовых суток в ШИЗО.

— Как еще вас ограничивала красная бирка по сравнению с другими заключенными?

— Красная бирка ограничивала меня в колонии. А на «химии» без разницы какая бирка: красная или желтая. Если тебя удерживают в общежитии, то каждый час ходишь отмечаться. Мне ее повесили в ноябре, а уже в феврале был суд по замене режима. Эта бирка не нужна была мне, потому что все время был в ШИЗО. Они ее повесили мне для отчета, чтобы можно было объяснить, почему я не работаю.

На «химии» я искренне верил, что мы победим. Думал, что все к этому идет, раз у меня так складывались отношения с начальником. Ведь Мачеча боялся и все разрешал. А потом моя бывшая девушка рассказала, что ему дали «зеленую», чтобы меня ушатать.

Милиционеры тоже говорили, что им дали «зеленую» на меня. Мол, «нам пофиг, что ты будешь делать. Ты сгниешь. Тебе надо признать вину, рассказать, что был с нашей сотрудницей во время бегов». Вышестоящее начальство в Витебске знало, что во время побега я был с бывшей девушкой, но они не могли это доказать.

— На «химии» по надуманным причинам вас отправили в ШИЗО на 110 суток, причем это было в холодное время года. Насколько там сложно было?

— В камере сходил с ума. 8 часов на сон, оставшиеся 16 ходишь и думаешь, что будет дальше. А когда тебя посадят? А почему ты сидишь с 11-й «химией», которая для «второходов»?

Очень сильно переживал за девушку. Не знал, как она. У нас все только начиналось после моего побега. Я сильно похудел из-за нервов. Очень много времени в голове гнобил себя.

Помню самый «прекрасный» повод отправить меня в ШИЗО. Это было уже после суда 17 февраля, где мне заменили «химию» на колонию. Я приехал в ИУОТ из ШИЗО в Городке. Нужно было собрать вещи, чтобы дальше поехать в СИЗО. Это было 24 марта.

Мачеча дает полчаса, чтобы я мог попрощаться с родственниками и девушкой по видеосвязи. Все меня поддержали. Я ведь тогда не знал, что и в колонии мне дадут красную бирку. Думал, что буду работать на «промке».

После разговора по телефону Мачеча схватил мои сумки. Дальше он сам отнес их к машине! Это было прикольно. Он меня ненавидел и желал смерти, но делал все так, что другие милиционеры и сотрудники ИУОТ думали, будто мы дальние родственники. Спросил, ничего ли я не забыл, хватило ли времени поговорить. Всю дорогу в СИЗО мне льстил.

По приезду меня сразу отвели в оперотдел. Там говорят: «Зачем бегал к нашей сотруднице?» Я отвечаю: «Не знаю, о чем вы говорите, тоже эту историю слышал». Отвели меня на обыск. Приказали отвернуться и сделать поворот на 360 градусов. Дальше берут мои кроссовки, в которых был до обыска. И достают оттуда мойку [лезвие]. И за это мне дают еще 10 суток в ШИЗО. Мойку, возможно, подкинул Мачеча.

Потом меня вызывает замначальника СИЗО. Подполковник и два майора объясняют, что мне пи**ец, что Витебскую область я уже не покину, что меня сгнобят, потому что вел себя как мразь. Они намекали на непризнание вины. Мол, «Абрамук, если не признаете вину, то вам придется ехать на колонию». А я отвечаю в шутку: «Ой, понимаю, ну а что сделать, поедем, посмотрим». Это задевало их внутреннее самолюбие.

У меня ведь по делу не признана вина ни за оскорбление Лукашенко, ни за хоровод. У них же вся Витебская область «показательная». ИУОТ №9 — самая красная «химия», СИЗО №2 показательное, новополоцкая колония №1 тоже показательная. Везде я побывал, везде они мне все показали (смеется).

Читайте также: Ровно три года назад брестчане водили хоровод, из-за которого осудили 135 человек. Рассказываем про «хороводное дело»

— Сотрудники КГБ 15 февраля 2022 года во время беседы с вами говорили, что их коллеги заказали стол на Крещатике на 8 марта. Вы тогда читали новости и понимали, что происходит?

— Я вспоминал эту ситуацию в Израиле, когда был у бывшей девушки. КГБ меня вызвал 15 февраля. Они мне говорили, что Сергей Тихановский и Игорь Лосик обмениваются любовными записками. Я им ответил, что мой кандидат — Виктор Бабарико. Тогда они начали нести фигню про него, что он воровал булки, когда работал в печи. Они это говорили, что подсадить меня на коня, чтобы я не выдержал и что-то ляпнул.

Дальше спросили, как отношусь к Украине. Я ответил, что нормально. А они сказали, что их «пацаны» уже заказали столик на Крещатике на 8 марта, поэтому лучше не выделываться тем, кто против власти. Тогда я не обратил на это внимание. Уже потом понял, когда сидел в ШИЗО и было время подумать, когда началась война в Украине. Вот так пазл сложился. Наш КГБ знал о будущей войне.

— В колонии было сложнее, чем на «химии»?

— То же самое, только книга вместо телефона. Я ехал в колонию одним этапом с Эдуардом Пальчисом. Тогда не знал, кто он такой. Как-то прихожу на «шмон» в контрольный пункт, а там Пальчис на растяжке стоит. Нормальные милиционеры между собой обсуждали, что он натворил. Оказалось, что просто сказали «прессануть». А дальше нас двоих посадили в штрафной изолятор. За те 15-20 суток, что были там, мы подружились. Жду, когда он выйдет.

Я тогда злой был и не понимал, почему на меня давят. Понятно, почему «прессовали» Пальчиса, Бабарико и Тихановского. Но почему прессовали Абрамука? Я же обычный человек. Эдик даже в конце суток в ШИЗО сказал, что это я знаменитый, а не он. Потому что милиционеры каждый день приходили к нам, чтобы посмотреть, кто такой Абрамук.

Они знали, что у меня отношения с начальницей спецотдела, но не могли это доказать. А может и могли, но не хотели. Потому что для них это было пятно на репутации. Приехал чувак из Бреста на самую красную «химию» Беларуси, полгода вел себя, как хотел, убежал, потом уволилась сотрудница, которая в перспективе должна была стать начальницей спецотдела колонии в Витьбе. У Витебскного УДИНа на нее были большие планы. А я им все испортил.

— Вскоре в колонии вас поместили в ПКТ до конца срока. Сидеть там хуже, чем в ШИЗО?

— Именно в новополоцкой колонии было одинаково, но у ПКТ и ШИЗО различия есть. В ПКТ можно курить, читать, варить чай, кушать, отовариваться, заниматься спортом. Ты просто отбываешь наказание в камере. Зэки называют ПКТ «крышей». Она «греется» колонией. Туда доставляют чаи, сигареты, еду, чтобы заключенные пили чай, курили. Потому что там нет возможности все это приобрести, отоварка в месяц всего на 32 рубля. Вот такое ПКТ во всех зонах в Беларуси.

В новополоцкой колонии другие правила. Тебе три раза дают доступ к розетке по полтора часа утром, днем и вечером. Дают одну книгу в неделю, которую прочитываешь за два дня, потому что там делать нечего. На ночь предоставляют матрас и открывают нары. Хотя нары в ПКТ должны быть открыты всегда, чтобы можно было посидеть, облокотиться.

Курить в ПКТ запрещено на неофициальном уровне. Если ты закуришь в камере, то вообще не выйдешь из ШИЗО до конца ПКТ. Это негласное правило на тот момент начальника колонии Андрея Пальчика. Поэтому ты куришь 10 сигарет за 20 минут во время утренней прогулки, чтобы накуриться на весь день.

Еще им не нравилось, как я относился к ШИЗО. Когда вышел из него и «поднялся» на отряд в новополоцкую колонию, то еще не понимал, как там все устроено. Но красную бирку мне уже повесили. Как-то подходят контролеры-конвоиры и говорят: «Абрамук, а ты чего стоишь около турников?» А я не знал, можно ли было там стоять вне рабочего времени.

Дальше говорят: «пойдем с нами, поедешь в ШИЗО». Я в ответ: «Ну ладно, пошлите». Начинаю идти. Они спохватились и ответили, что пошутили. Уже тогда они офигели, что заключенный так легко соглашается отправиться в ШИЗО.

— Вы плакали в местах лишениях свободы?

— Иногда слезы наворачивались на глазах во время проверок, поведения силовиков и их «ментовского» юмора. Стоял и думал, как бы не заплакать и продержаться до отбоя.

Там очень холодно. Надышиваешь себе теплый воздух под одеяло, а потом плачешь. Один раз плакал после разговора с девушкой, когда отсидел первые 30 суток в ШИЗО на «химии». Тогда думал, что больше не увидимся.

Второй раз — после приезда КГБ в ноябре 2021 года и угроз судить меня за «финансирование экстремистской деятельности». Третий раз — когда друга забрали в могилевскую тюрьму на два года, ему заменили режим отбывания через суд. Они напортачили с бумагами. Ему пришлось 10 дней отсидеть в ШИЗО, хотя он не должен был. Это было несправедливо, я не сдержался и дал волю эмоциям.

А что касается обычной жизни, то иногда снимешь историю в Instagram, поулыбаешься и плачешь после опубликования. Бывает и такое.

— На сайте ПЦ «Вясна» до сих пор висит ваша старая фотография. Когда она была сделана?

— В январе 2021 года сразу после Нового года. Мама сфотографировала на память, потому что впереди были суды. Никто не знал, закроют ли меня после суда в ИВС. Как видите, с тех пор я внешне сильно изменился.

Читайте также: Помните политзаключенного брестчанина, который влюбился в надзирательницу и позвал ее замуж? Их история закончилась так

— Что бросилось в глаза, когда вернулись в Брест после освобождения?

— Первое, что меня взяло за душу, это 9 мая. Везде весели лукашистские флаги. Идешь по городу, музыка играет, «Катюша». В Украине война идет, а у нас празднуют победу и говорят, что «повторим». Люди были счастливые.

Когда я ехал на «химию», то люди были счастливые, потому что сопротивлялись диктатуре. А почему они были счастливые, когда вышел на свободу, не знаю. Может из-за того, что их не трогают и они на свободе? Или за три года что-то поменялось, и они любят режим? Появилось ощущение, что будто бы не было 2020 года.

Я в тот день спросил у своей подруги, которая живет в Варшаве, что за дела. У меня было ощущение, что я враг народа, потому что все ходили с госфлагом. Подруга считает, что этих людей нагнали с предприятий и заводов. Но я так не думал, никто там не стоял с палками и не контролировал. Они улыбались по своему желанию.

Потом я шел и думал: блин, может я дурак, может зря страдал, зря не признал вину, может я ошибся? А подруга сказала гнать эти мысли, потому что я правильно поступил. У меня еще был шок, когда Олег Газманов выступал в Гродно, а люди стояли с фонариками и подпевали его песни.

Было ощущение, что вышел на свободу уже в другой стране. Всех нормальных беларусов зашугали и пересадили, кто-то уехал. Думал, что если это новая Беларусь, за которую сидел, то может не такая плохая была и старая. В общем, были разные мысли. Со временем, когда начал приходить в себя, делать гуманитарную визу, то все понял.

Например, стою в магазине и слышу следующее: «Лукашенко задрал, когда что-то поменяется». Мужик стоял в очереди за водкой. У беларусов осталась ненависть к режиму. Как бы они не улыбались, какими бы ябатьками не были, но когда приходят в магазин и видят цены, понимают, что раньше мог купить то и то, а сейчас — ничего. За улыбкой слезы не скроешь.

— Как часто к вам приходили милиционеры домой?

— Часто. Но на меня это никак не давило психологически. Вечером в теннис играю, а потом узнаю, что домой приходили милиционеры, спрашивали, где я. Я свободный человек, обязан отмечаться только каждое воскресенье и не должен сидеть дома. Они пугали, что напишут на меня нарушение из-за того, что не сижу дома.

Однажды они вызвали меня к себе по повестке как свидетеля. Взял с собой туда только сигареты и зажигалку. Думал, что в ИВС сразу повезут. Уже был настроен на это. Если бы не явился по повестке, то они все равно нашли бы меня. А бежать лесами в тот момент я не был готов, только вышел на свободу. Плюс делал гуманитарную визу.

В общем, пришел я в Ленинский РОВД. Они включили веб-камеру на ноутбуке и спрашивают: «Абрамук, ты поменял свое мировоззрение? Ты отсидел, у тебя столько суток в ШИЗО, освобождался уже из колонии». Я им в ответ: «Не хочу врать, давайте не будем на эту тему разговаривать. Вы не услышите то, что ожидаете. А я не хочу врать, чтобы спасать свою задницу. Я понимаю, к чему вы клоните».

Они отнеслись очень хорошо к моим словам, улыбнулись. Сфотографировали меня в профиль и анфас, сказали: «До встречи». Я ушел, а уже через четыре дня уехал из Беларуси. Считаю, что уехал вовремя, потому что меня бы все равно снова закрыли. Я много наворотил в колонии своим пофигизмом к ШИЗО. Они бы мне никогда это не простили, если бы остался в стране.

В первую очередь я уехал из-за бывшей девушки. Во-вторых, не хотел сидеть, потому что я бы не смог сидеть так, как в первый раз. Мне бы не хватило здоровья. А умирать или гробить себя окончательно желания не было. Это бы ничего не доказало.

— Почему после отъезда на вас завели уголовное дело?

— Одно уголовное дело на меня уже завели, второе — в разработке. Первая уголовка — по статье за «содействие экстремистской деятельности». Силовики объясняли это так: данные сотрудников ИУОТ попали в телеграм-каналы «Дзiкае паляванне», «Черная Книга Беларуси». А попали они туда благодаря моим интервью, где я озвучил данные силовиков, которые ставили подписи под моими липовыми нарушениями. Там было человек шесть: Иван Петрович Способов, Олег Александрович Филимонов, Эдуард Федорович Мачеча и еще кто-то. И вот в конце августа дома был обыск по уголовному делу.

Второе уголовное дело находится в разработке. Им не понравилось, что я поддерживаю Украину в своем Instagram. У меня есть друзья, которые воют на стороне Украины. Я периодически делаю репосты их сторис, где они снимают на видео трупы российских солдат. Я призывал забрать эти трупы, потому что матерям нечего хоронить.

— Как сильно ухудшилось ваше здоровье за время нахождения в неволе? Удалось восстановить его в Польше?

— Я думал, что будет серьезнее. Весил 90 кг, а когда вышел на свободу — 67 кг. Мама, когда увидела, плакала и говорила, что исчезла половина сына. После освобождения из колонии думал, что у меня проблемы с желудком.

Уже в Польше организация по реабилитации бывших политзаключенных помогла с полным медицинским обследованием. Врач сказал, что у него ощущение, будто я не сидел. Для моего возраста внутри у меня все в порядке. А я думал, что все плохо.

Из последствий нахождения за решеткой — периодическая боль в руке. Она появилась после того, как меня «уронили» в ШИЗО. Рука иногда болит. А еще я нервничаю, стал очень нервным.

Читайте также: «У меня заберут квартиру, которую нам предоставило государство». Как власти преследуют бывших политзаключенных брестчан

— Как вы относились к заголовкам в СМИ, где про вас писали, как про политзаключенного, который влюбился в сотрудницу «химии»?

— Мы с бывшей девушкой ругались из-за этого на журналистов. Когда прилетел в Израиль, мне написали много журналистов. Всех интересовала «постель»: целовались ли мы на «химии» и т.д. Тогда я начал блокировать всех, кто спрашивал про это.

У меня есть много историй, которые не интересуют журналистов. Например, пока был в ШИЗО, у меня украли 900 рублей, которые собирал на колонию. Мачеча обещал найти деньги и отдать мне, просил не писать заявление в УДИН и прокуратуру, потому что это вновь совершенное преступление в исправительном учреждении. К Мачече появились бы вопросы. В итоге он даже не пытался найти украденные деньги. Как я узнал позже, он говорил всем, что я вру про то, что у меня украли 900 рублей, хотя это не так.

— В одном из интервью вы говорили, что девушка связалась с вами, когда прочитала интервью. До этого момента у вас не было возможности созвониться?

— Она считала, что на «химии» были игры с моей стороны. Я сказал, что люблю ее, пообещал, что приеду туда, где она будет жить. Я надеялся, что она в Израиле, потому что на «химии» мы обсуждали переезд туда. Но не был уверен в этом.

Бывшая девушка позвонила мне спустя три дня после выхода на свободу. Сказала, что у нее все хорошо в Израиле, что у нас будут разные дороги. Потом заплакала и положила трубку.

Я свое слово держу. 24 мая уехал из Беларуси. Был как раз день рожденья ее дочки. А я обещал, когда был в бегах, что приеду на ее день рожденья или хотя бы поздравлю. Когда покинул Беларусь, то написал «Вясне» и попросил, чтобы они выложили пост об этом и написали «Абрамук пользуется возможностью и поздравляет дочку девушки с днем рожденья».

Потом дал интервью «Вясне». Рассказал там, что люблю ее. Я знал, что она прочитает это интервью. И потом она мне позвонила. Мы возобновили общение, любим друг друга, у нас все хорошо. Договорились, что прилечу к ней в Израиль.

Я летел в Израиль с пониманием, что оттуда могут депортировать в страну, чьим гражданином являюсь. А это ведь Беларусь. Из-за этого мы переживали. На границе меня продержали около 5 часов. Я показал все интервью и тексты про меня, про нашу любовь. Женщина, от которой зависело, пустят ли меня в Израиль, поверила мне и разрешила въезд на 10 дней. И попросила пообещать, что через 10 дней я покину Израиль.

Обещание сдержал, вернулся в Варшаву. Потом узнал, что на меня завели уголовное дело. Я рассказал об этом бывшей девушке. Чтобы попасть в Израиль и сыграть там свадьбу, нужна справка о несудимости из Беларуси. А ее я уже никак не получу. И получается, что и в Израиле жить не смогу. На этой почве мы поругались, наговорили друг другу лишнего. Сейчас мы не общаемся.

— После разрыва отношений уже прошло время. Вам морально стало легче?

— Когда меня перевели в колонию, то я жил тем днем, когда мы договорились, что любим друга друга, что будем вместе до конца жизни. А когда вышел на свободу, когда дал интервью «Вясне», «Еврорадио», то она изменилась. Уже не было той веры, той любви.

Она ожесточилась ко мне. Все время говорила, что может быть одна. Постоянно от нее слышал слово «Она». В итоге получилось, что мы оба у разбитого корыта, хотя не знаю, как она сейчас там. Мне это трудно дается. Слава Богу, есть сейчас человек, который меня очень поддерживает. Хотел поддерживать ее я, а получилось наоборот.

4 октября выложил пост в Instagram с нашими совместными фотографиями. Впервые их показал. Надоело хранить их в телефоне. Я до сих пор ее люблю. Знаю, что она тоже любит меня. Но ей в Израиле хорошо, а я уже туда не попаду. Плюс у меня паспорт скоро закончится. Разве что у нее что-то изменится, и она приедет в Польшу. Но это 1% из 100. Но я все равно верю в это. Жизнь продолжается.

Читайте также: «Я заплатил свободой, она — своей работой»: История любви политзаключенного брестчанина и его надзирательницы

— Как у вас проходит адаптация в Польше? Поскольку вы раньше здесь уже были, то не так тяжело?

— Варшава — это мой город, я его люблю. Чувствую себя очень комфортно. Здесь живет много знакомых. Сейчас снимаю квартиру с другом.

— Через сколько времени начали работать?

— Не сразу. Сначала был на реабилитации для политических заключенных. Потом полетел в Израиль на 10 дней к девушке. В августе поехал работать на стройку в Свиноуйсьце к другу. Но пришлось уволиться из-за проблем с рукой. Дальше я вернулся в Варшаву, а потом устроился в пекарню. Пеку круассаны. На этой работе мне легко, тяжести не надо поднимать.

Вряд ли дальше смогу работать физически. Ходил на диагностику руки, сказали, что есть проблемы с хрящами. Это на всю жизнь. Боль будет то появляться, то пропадать. Оказалось, когда меня «уронили» в ШИЗО, то нужно сразу было оказывать медицинскую помощь, но мне никто не помог. Был отек руки, какая-то жидкость появилась. Если бы тогда хотя бы мазью намазал руку, то сейчас было бы лучше.

— Как проводите свободное время?

— Читаю, гуляю. Осталось прочитать последнюю книгу Эриха Марии Ремарка. Это мой любимый писатель. Начал читать его еще в колонии. Больше всего нравится книга «Жизнь взаймы». Я ее перечитывал.

— Вернетесь в Брест после падения режима Лукашенко?

— Сразу же. Я люблю Брест. Я вернусь и в старую Беларусь, если там начнется что-то похожее на Евромайдан в Украине, если будет возможность пересечь границу.

— Как беларусам сейчас помогать политзаключенным?

— Поддерживать родных, говорить, что их дети — герои и красавчики. Потому что некоторые мамы не поддерживают и не понимают своих сыновей-политзаключенных. Мол, такой дурак, спалил флаг, кому ты нужен в новой Беларуси, где помощь?

Деньгами сейчас политзаключенным особо не поможешь. Скоро придумают какой-нибудь закон, который полностью обрубит эту возможность. Поэтому нужно помогать хотя бы словесно. Когда увидите мать политзаключенного, подойдите к ней и скажите, что ее сын — красавчик, что она достойная мать достойного сына. Такая помощь сработает.

Некоторые мамы политзаключенных пишут мне. Рассказывают, что сын в ШИЗО. Я их успокаиваю. Объясняю им, что если их сын попал в ШИЗО, то он сильный. Потому что обычных заключенных в ШИЗО не садят. Чем больше политзаключенный в ШИЗО, тем больше силовики его боятся.

А вот политзаключенным, которые вышли на свободу и уехали из Беларуси, в Европе помощи не хватает. Мне повезло, что у меня здесь много знакомых, что со здоровьем все хорошо. Это позволило найти работу и чувствовать себя комфортно.

Недавно встретил знакомого-«хороводника» в Варшаве, у которого всего 100 долларов в кармане. Почему бы не помочь ему? Во время онлайн-марафона солидарности с политзаключенными насобирали больше 570 тысяч евро. Почему бы этому «хороводнику» не дать две тысячи евро, чтобы выжил и встал на ноги.

Еще раз отмечу, что мне не нравится, как некоторые бывшие политзаключенные обесценивают БЧБ-флаг, за который до сих пор страдают тысячи людей. Когда спрашиваешь у этих «героев», сколько суток они отсидели в ШИЗО, то говорят, что нисколько, уберег Бог. И это я не понимаю. У нас разные боги? Тебя уберег, а меня нет?

— Что делать с пособниками режима Лукашенко после победы?

— Их нужно показательно судить. Есть прекрасные вещи, как ШИЗО, ПКТ, где будет очень много времени подумать, сколько они натворили. В таких местах у человеческой памяти есть очень прекрасная функция вспоминать все, что произошло. Там так много свободного времени, что вспоминаешь даже самые маленькие детали из детства. Например, что поломал машинку и закопал ее, чтобы мама не накричала.

Пособникам режима нужно дать время в местах лишения свободы, чтобы они все осознали. Я страдал там, поэтому получил бы удовольствие от их страданий. Знаю, как работает голова в таких местах: она все взвешивает и рассуждает. Зная, сколько плохого силовики сделали, они бы гоняли эти мысли каждый день.

Например, посадили Абрамука на 4 месяца в ПКТ ни за что, за улыбку и глаза. Тому, кто посадил, нужно давать 5 месяцев в ПКТ, чтобы он подумал, почему так обошелся с Абрамуком. Это было бы справедливо и честно. Мне бы хотелось посмотреть в глаза Мачече и Пальчику.

Читайте также: «Чтобы каждый по закону получил наказание». Беларусы рассказали, какой видят нашу страну после падения режима Лукашенко