Общество и власть «росли» в разные стороны и в то же время стремились к автономии друг от друга, считает старший аналитик Центра новых идей Геннадий Коршунов. Власть фиксировалась на собственных интересах и обрубала каналы обратной связи, а общество было и не против — «абы не мешали».
Но было главное различие: отношение к переменам. Здесь и накопился снежный ком противоречий.
«Для власти, сосредоточенной на прошлом, и окружение, и любая динамика были враждебны; а общество было открыто изменениям. Оно находилось в условиях, когда ему нужно было смотреть в будущее, — расти, играть и учиться, зарабатывать и кормить детей, общаться и решать проблемы, путешествовать и планировать жизнь».
Эти возможности были.
«Во-первых, был определенный экономический запас, созданный в 2000-ых годах, в период максимального экономического роста.
Во-вторых, компенсируя выпадение средств на социальные нужды, с середины 2000-ых годов власть пошла на определенную либерализацию в области бизнеса и стимулирования технологического развития.
В-третьих, тогда же в 2000-ых происходило стремительное развитие интернетизации и смартфонизации населения. Как результат — наиболее продвинутая часть беларусов получила возможности освоения нового цифрового мира, где не было диктата власти. Именно там можно было самостоятельно учиться, зарабатывать, общаться, творить, решать некоторые вопросы и проблемы — там начал формироваться отдельный мир (в каком-то смысле мир будущего, то есть заделы информационно-цифровой эпохи)».
Читайте также: «Страшно войти в политическую борьбу и никак не повлиять». Что делать с референдумом обычным гражданам?
Это сыграло роковую для власти роль.
Все большее количество людей входило в новую эпоху, отличную от индустриальной и кардинально не соответствующую квазимонархическому режиму государственного управления.
Власти недооценили всех последствий, которые нес с собой интернет.
Они касались сразу нескольких сфер:
Культуры — контакт с альтернативными системами ценностей и образами жизни;
Экономики — рост возможностей зарабатывать своим трудом, а не получать от государства, появление новых профессий и особых типов деятельности, не укладывающихся в традиционные схемы регулирования;
Социальной жизни — формирование базы для нового типа социальности, для инициативного выстраивания горизонтальных связей без их управления традиционными институтами.
«В результате режим (власти) остался/-ись на уровне даже не до конца модернизированного индустриального общества, а существенная часть беларусов уже шагнула далеко в цифровой формат».
Возник цивилизационный разрыв между архаической властью и дигитализированным авангардом общества (а между ними «провисла» остальная часть граждан). Сколько так могло бы продолжаться в стабильных условиях — неизвестно. Но системный кризис 2020-го года спровоцировал резкое противостояние друг другу этих эпох, мировоззрений и систем.
Во время выборов и в первые месяцы после них на полную мощность заработали новые механизмы социального (имеются в виду способы, с помощью которых формируются, хранятся, транслируются и воспроизводятся паттерны и модели поведения).
На практике это выглядит так: горизонтальные (т.е. не спущенные сверху) механизмы действия в определенных ситуациях возникают в цифровой среде (форумах, соцсетях), проверяются десятками и сотнями заинтересованных людей (обмен опытом, обсуждение), а потом самые эффективные тиражируются и масштабируются практически без каких-либо авторов, лидеров, руководителей.
«С одной стороны, такая распределенная, децентрализованная система активностей (практик, инициатив) не смогла сразу обеспечить перелома в противостоянии с жесткой вертикальной системой власти. С другой — и власть не смогла уничтожить такую децентрализованную систему, у которой нет ни явных лидеров, ни четкой организации, ни сформированной идеологической платформы».
Читайте также: «Одобряете ли вы внесение изменений в Конституцию РБ?»: референдум, как триггер возможных перемен
Если считать, что в 2020-ом году началась историческая или социальная революция (как скачкообразный, фазовый или формационный переход от индустриального общества к цифровому), то сейчас мы находимся на этапе контрреволюции, считает социолог. Власти прикладывают максимум усилий, чтобы подавить любые, даже потенциальные формы проявления взаимопомощи и солидарности.
Фактически власть в своих действиях сейчас работает на уровне даже не индустриального, а традиционного общества с монархической формой правления (вариант султанизма).
По данным социологических исследований можно говорить, что протестные настроения с начала года фактически не снизились. Больше трети общества как поддерживали протест (и его форму, и его требования), так его и поддерживают. Еще примерно треть поддерживают требования протеста (это прежде всего расследование фактов насилия со стороны силовиков, проведение новых выборов и прекращение применения насилия к «сторонникам протеста»). Если же говорить о сторонниках власти, то «жестких» лоялистов власти где-то процентов 15. И еще, наверное, столько же — это консервативные люди, которые очень боятся что-то менять».
Оцените статьюНаш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Подпишитесь на наши новости в Google
