Жена Дмитрия Семченко: «Плакала я раньше, когда смотрела выпуски новостей и понимала, что муж все еще там работает»

10 сентября в дом к Дмитрию Семченко, бывшему журналисту ОНТ и главе президентского пула на канале, пришла милиция. На следующий день его осудили: оказалось, Дмитрий был на протестном марше еще 16 августа, еще во время работы на госканале — за это суд назначил ему 15 суток ареста. Его жена Юлия говорит, что в семье ожидали чего-то подобного, хотя подготовиться к этому все равно было невозможно. TUT.BY поговорил с Юлией Семченко о том, как Дмитрию далось решение об уходе с телеканала, в каких отношениях он был с Александром Лукашенко, как изменилась жизнь их семьи за последний месяц и что она думает о реакции в соцсетях в стиле «напился из колодца, куда сам плевал».

До 16 сентября этого года Юлия Семченко никогда не была в Жодино. Сюда ее привел муж — вернее, тот факт, что с субботы он отбывает здесь свой административный арест.

Читайте также: Бывший глава президентского пула Дмитрий Семченко получил 15 суток ареста

Как и многие белорусы, в этом году Юлия впервые узнала, как звучит статья 23.34 КоАП, что такое ИВС на Окрестина, какие вещи и еду можно передать своим задержанным близким. Говорит, что позже она назвала бы в честь волонтеров сквер.

— Не могла даже представить, что когда-то буду искать мужа в списках задержанных, мониторить чаты волонтеров. Белорусы — невероятные, такая самоорганизованность поражает. Когда я приехала на Окрестина, волонтеры мне все показали, рассказали о процедуре, дали заполнить заявление на передачу. Все так четко, это большая работа. Сейчас сложно дозвониться в РУВД или суд, узнать какую-либо информацию. Волонтеры очень помогают.

Юлии Семченко 26 лет. Шесть лет назад они с Дмитрием стали семьей. На момент знакомства, говорит Юлия, муж был «обычным корреспондентом на ОНТ».

Сама Юлия училась на журфаке. По ее словам, во время учебы были мысли пойти на телевидение, но она не хотела быть «женой Семченко» и слышать в свой адрес гипотетическое «понятно, как она сюда попала». Сейчас она работает визажистом.

— Когда мы познакомились, Дима делал много историй, которые приходили по горячей линии. Это был классный социальный проект. После увольнения многие, о ком он делал сюжеты, написали и сказали ему спасибо за поступок.

Когда именно Дмитрий стал журналистом президентского пула на канале ОНТ, Юлия точно не помнит: «Года четыре-пять назад».

— Он совершил много шагов, чтобы подняться по карьерной лестнице. Переживал за все свои сюжеты, очень внимательно выверял материалы. Все, что мне нравилось в его характере, отражалось в его работе. Он никогда не был солдатом, который просто исполняет приказы. У Димы всегда было свое мнение. Его сложно было заставить сделать то, с чем он был не согласен.

— Один из последних сюжетов Дмитрия касался «дела Белгазпромбанка». Как вы относились к тому, что ваш муж делал на телевидении?

— Насколько я знаю, это был сюжет, в котором Дима бился за каждое слово. В нем не была произнесена фамилия Бабарико. Это важная деталь. Я знаю, каким трудом это было достигнуто. Он просто рассказал о том, как отмываются деньги, как это происходит, — на этом все.

Мы с ним долго обсуждали эту тему. В сюжете четко сказано: «Все выводы будет делать только суд». Это был его первый и последний сюжет, связанный с данной темой.

Все вопросы касательно сюжетов лучше обсуждать с мужем, я не так компетентна в этом. Скажу кратко: мы видим только картинку, но не знаем, что происходит за ней. Возможно, человек пытается что-то улучшить в своей работе. Внутри может быть буря эмоций и много разных взглядов. Муж очень переживал, я видела, что работа не приносит такого удовлетворения, как раньше.

Во время разговора Юлия долго подбирает слова. Признается, что боится навредить мужу, пока он находится под арестом.

 

«Ситуация с насилием была последней страшной каплей. Та черта, за которую невозможно переступить»

О том, чтобы уйти с телеканала, Дмитрий Семченко стал задумываться около года назад, говорит Юлия.

— Он хотел уйти в более нейтральное место или вообще поменять сферу деятельности. Мысли были, но идей, чем заниматься дальше, — нет.

— Насколько понимаю, триггером уйти сейчас стала ситуация с насилием?

— Это было последней страшной каплей. Та черта, за которую невозможно переступить.

За месяц до выборов Дима ушел на больничный: накануне у него очень сильно стала болеть спина. Он переживал из-за всего происходящего во время предвыборной кампании. На протяжении месяца это была главная тема наших обсуждений. И мы думали, как правильно поступить. Я — человек более наивный, а муж — рациональный. У нас не было конфликтов на этой почве, но мы все время обсуждали одну и ту же тему.

Читайте также: «Власть Беларуси делает чудовищную ошибку». Экс-глава пула Лукашенко дал интервью Ксении Собчак (видео)

Пару раз мне «прилетало» от знакомых. Я периодически выражала в соцсетях свою гражданскую позицию, и потом друзья и знакомые писали: «Юля, как так? Ведь твой муж работает там, где говорят об обратном». У людей случался когнитивный диссонанс. Муж всегда говорил, что у меня есть право на свою точку зрения. Он не просил меня не писать и не ограничивал во взглядах. Я рада, что мы пришли к самому правильному решению. Для нашей семьи — в том числе.

Перед выборами, когда у Димы закончился больничный, он проработал буквально неделю. А после у него было два выходных — и Дима уехал на 40 дней после смерти дяди. В те дни не работал интернет, у меня периодически через приложение он подключался. Я звонила ему каждый час и рассказывала, что происходит.

После этого он вернулся и принял решение, что точно не выйдет на работу. До этих событий он думал, что, возможно, возьмет отпуск, уйдет позже, более спокойно. Но после он решил: или сейчас, или никогда. Дима выбрал сейчас.

— Уход оказался более тяжелым, чем это ожидалось?

— Да, Диме не хотели подписывать заявление на увольнение. Все происходило болезненно. Но будет неправильно, если я стану об этом говорить. Там, на телеканале, отношение к этому острое.

— В каких отношениях Дмитрий Семченко, пуловский журналист, был с Александром Лукашенко?

— Насколько мне известно, с Александром Лукашенко он тесно не общался. Приезжал на съемки, записывал, делал сюжеты. Такого, чтобы они за руку здоровались, — не было.

 

«Я не против, чтобы люди высказывали свое мнение. Рада, что хотя бы в интернете у нас есть такая возможность»

Месяц после ухода с телеканала Дмитрий провел в своеобразном отпуске, «отходил от стресса, много времени проводил с сыном». Юлия говорит, что он очень переживал за семью.

— У нас были опасения, и не на пустом месте. Он много думал о родителях, обо мне, сыне. Я всегда говорила мужу, чтобы за меня он точно не переживал, вместе мы со всем справимся. Уйти — это единственный правильный выход.

У родителей был свой взгляд на эти вещи. Они поддержали наше решение, хотя и понимали, что этим шагом можно поставить жизнь своей семьи в небезопасное положение, привлечь к себе ненужное внимание. Мы же видим, что происходит в нашей стране. Хотя, я думаю, сейчас почти каждый белорус не чувствует себя в безопасности.

Возможность того, что Дмитрия могут задержать, в семье также обсуждали. Хотя, говорит Юлия, все равно стало неожиданностью, когда 10 сентября, спустя почти месяц после марша, к ним домой пришла милиция.

— Если задержали ведущих Дмитрий Кохно и Дениса Дудинского, которые политическими темами в своей работе не занимались, то что говорить о Диме? Я понимала, что рано или поздно к нам придут. Соседи спрашивали, почему мы не уехали из Беларуси. Сначала были такие мысли, но потом мы приняли принципиальное решение, что в такой момент должны быть здесь, вместе со всеми.

За несколько дней до задержания Дмитрий Семченко дал интервью для программы Ксении Собчак «Осторожно, новости».

Читайте также: Журналист TUT.BY рассказал подробности задержания фотокорреспондента «БГ»

— После увольнения запросы на интервью Диме поступали примерно по три раза в день. Он отказывал всем, хотя очень хотел говорить, но понимал, что ставит нашу семью в небезопасное положение. Я не знаю, это случайность, совпадение или интуиция ему подсказала, что в этот раз стоит согласиться. Но то, что он придал такой огласке проблемы в нашей стране, очень важно.

На суд над Дмитрием никто из его бывших коллег не пришел: не смогли узнать время и место. Но в стороне они не остались, говорит Юлия. Как и семья, друзья, знакомые и незнакомые люди.

— Вместе с Димой ушло много коллег, и все они друг друга очень поддерживают. На следующий день, после того как мужа задержали, я приехала с передачей на Окрестина. И там было много бывших Диминых коллег — без них я бы не справилась. Вообще, я благодарна всем добрым белорусам. Пусть их добро вернется им в десятикратном объеме. Надеюсь, что муж тоже чувствует эту невероятную поддержку.

Сама Юлия вот уже неделю старается жить обычной жизнью: работа, сад, прогулки с ребенком. Но между ними — формирование передач, поездки в Жодино, ожидание своей очереди. Сыну Юлия сказала, что папа уехал в длинную командировку.

— За эту неделю я ни разу не плакала. Когда его забрали, слез не было. Наверное, это даже плохо: нет выплеска эмоций. Плакала я раньше, когда смотрела выпуски новостей и понимала, что муж все еще там работает.

— После ареста Дмитрия встречала в соцсетях разные мнения. Кто-то сочувствует и по-человечески не понимает такого жесткого отношения к нему — 15 суток. Некоторые считают по-другому: мол, Дмитрий испытал на себе действие системы, в создании которой принимал участие. Как вы относитесь к такой реакции?

— Я не против, чтобы люди высказывали свое мнение. Рада, что хотя бы в интернете у нас есть такая возможность. Я не обижаюсь на этих людей и не держу на них зла. Единственное, я против травли и оскорблений.

Читайте также: «Информация носит абстрактный характер»: СК не видит оснований для проверки задержания журналистов 27 августа

Муж любил свою работу. Может, она зашла слишком далеко. Кто-то писал, что увидел в этом расчет, желание «переобуться», сбежать. Но мы никуда не бежим, живем здесь. И каждый день смотрим людям в глаза. Я знаю, насколько сложно это решение ему давалось. И лично я благодарна ему за этот шаг. Увольнение Димы для друзей, семьи и близких коллег вообще не было удивлением — все знали его настроение. А для меня это было долгожданным.