Игорь Юровских – участник акций протеста в Жабинке. Его вынудили уехать из страны. Он рассказал «БГ» о моральном и физическом насилии, которое пришлось испытать в Беларуси, пересечении границы и чувствах, которые испытывает, оказавшись в безопасности.
«Удар – «Не дергайся!» — еще удар – «Не дергайся!.. Дергаться мы могли разве что от нервов»
Игорь – строитель по специальности, в последнее время работал грузчиком в железнодорожном цехе Жабинковского сахарного завода. С 9 августа, как и другие жители Жабинки, не смирившиеся с фальсификацией итогов президентских выборов, открыто заявлял о своей позиции и попал под особо пристальное «внимание» милиции. Никому не угрожал и не громил витрины, не призывал к насилию и не поджигал милицейские машины.
По словам родственников и друзей, молодой человек всегда отличался исключительно спокойным нравом: «чтобы вывести его из себя, надо очень постараться». Поэтому, когда прессинг стал особенно сильным, друзья посоветовали Игорю и его жене Христине уехать из страны и оказали всяческую поддержку.
Читайте также: «На суде я увидела его синие пальцы». Жителя Жабинки трижды судили за участие в массовых мероприятиях
Вначале был штраф 20 базовых по ст. 23.34 за участие в «несанкционированных массовых мероприятиях», затем 10 суток в ИВС по этой же статье и безрезультатная попытка оспорить оба решения суда Жабинковского района в областном суде. Обыск в квартире, якобы по подозрению в причастности к надписи на стене сахарного завода «Жыве Беларусь!» (такому обыску в октябре подверглись еще несколько человек). Уже имея такой «послужной список» он, как и многие другие, пришел «гулять» на городскую площадь 25 октября, после объявления ультиматума Светланой Тихановской.
«Самое ужасное было сознавать, что это – еще не все»
«Я просто не мог тогда не выйти вместе с другими на площадь в Жабинке. Не было ни символики, ни лозунгов. Мы поиграли в мяч, пообщались. А затем из буса с тонированными стеклами, припаркованного рядом с площадью, высыпали омоновцы и стали забирать людей. Образовалась свалка. Омоновцы взяли под мышки, подняли мои 86 килограммов и затащили в бус. Ни о каком сопротивлении речи быть просто не могло. В бусе я лежал головой и грудью на еще одном задержанном — 19-летнем Диме. Руки были на затылке. Нам обоим начали наносить удары. Удар – «Не дергайся!» — еще удар — «Не дергайся!». «Дергаться» мы могли разве что от нервов. Когда прекратили бить, сказали: «В случае неповиновения будут применены спецсредства». И нас «перегрузили» в автозак, доставили в РОВД.
С нами была третья задержанная – молодая женщина, мать троих детей. Она пыталась «качать права», и я очень боялся, чтобы ее тоже не побили, просил: «Пожалуйста, молчи!».
В РОВД нас поставили лицом к стене, с поднятыми руками, обыскали. Очень удивились, что у меня было при себе 260 рублей, решили, что это «за плошчу». Откуда-то выскочил милицейский начальник и начал выкрикивать: «Вы, Жабинка, меня достали! Четыре воскресенья подряд езжу! Я к вам всех своих людей отправлю… Я тебя постригу, побрею, сидеть у меня будешь долго!».
В это время парень, который был со мной в бусе, стоял лицом к стене с гематомой на голове. К его голове начали прикладывать лед.
В Кобринском ИВС, куда нас отправили после составления протокола, мы с Димой первые два дня были вместе. Затем к нам попали еще двое брестских активистов. Мы общались, играли в интеллектуальные игры. Гораздо хуже было после суда, когда пришлось сидеть в общей камере с уголовниками, для которых ИВС – это кратковременный отдых перед очередным сроком.
К этому добавились проблемы с желудком. То, что нам давали, есть было невозможно: какой-то отвратительный на вкус капустный суп и «ячневая каша», напоминающая сечку, которой в деревне кормят свиней.
Самое ужасное было сознавать, что это – еще не все. В протоколе опроса по поводу задержания мне вменялось, что я «упирался ногами при задержании, ложился на землю и пытался убежать». Возможно, еще и толкнул кого-то из милиционеров. А это уже – сопротивление при задержании и уголовная статья.
Пройдя разные суды, я понимал, что оспаривать все это бесполезно. А значит – конца всему этому не предвидится, единственный выход – уехать из страны».
Как «Оператор» стал «Опером»
Получение польской гуманитарной визы по ряду причин предпочтительнее, чем статус беженца. Но оно «удлинилось» из-за того, что из страны вынуждены были уехать многие сотрудников посольства — дипломаты. Оставался украинский «коридор».
Игорь с женой Христиной рассматривали два варианта: Луцк или Львов. Выбрали путь через Львов, потому что туда раньше отправлялся автобус из Бреста. Чтобы собрать вещи, оставалось пару часов.
«На автовокзале в Бресте с нами произошла комичная ситуация, – вспоминает Игорь. — Видимо, повлияли мои панические атаки в ИВС, из-за которых я стал иначе смотреть на мир. Во время посадки водитель автобуса, который разговаривал с кем-то по телефону, спросил, кто едет до Львова. Мы сказали: «Юровских и Юровских». И тут я заглядываю в его телефон, чтобы понять, с кем он говорит, а там высвечивается: «Опер». Все, думаю, приехали. Вступаю в переписку с друзьями: что делать?! Кто-то советует Христине включить психическую атаку и выходить в Малорите, кто-то – попробовать поговорить с водителем. «Да не вопрос, – говорит водитель. – Выходите, если надо». И тут выясняется, что «Опер» в его контактах в телефоне — это «Оператор», который уточнял количество пассажиров.
Пришлось поволноваться и на белорусской границе. На мне же «висят» штрафы, неоплаченное пребывание в ИВС 10 суток и 15 суток (за нахождение там тоже надо платить), задолженность за мобильную связь… Кроме того, в базе МВД, как выяснили друзья, на мне и жене Христине еще два штрафа, — неизвестно за что. Это какой-то треш. Может, это у них практика такая: вначале вносят в базу, а потом уже выписывают повестку в суд и штраф?
На границе паспортный контроль прошли без проблем. О цели поездки сказали: «На свадьбу к другу». И, главное, документы сохранили (все эти протоколы, повестки, постановления…). Когда шлагбаум за нами закрылся и мы оказались в нейтральном пространстве, – только тогда выдохнули. Я понял: все, меня больше не будут бить по голове, и я не буду сидеть в ИВС с бомжами».
Неконтролируемая реакция на людей в форме и полицейские машины
«Во Львове поселились вначале в хостеле, затем в недорогой съемной квартире. Карантина там, как выяснилось, нет. И это сделало наше пребывание в городе менее затратным и более комфортным.
Мы связались с другими белорусами во Львове и стали вместе ходить на акции с БЧБ-флагами в поддержку тех, кто остался в стране. Они проходили около городской ратуши и у памятника Тарасу Шевченко. Часто к нам присоединялись украинцы. Сочувствие и поддержку мы ощущали везде: в салоне мобильной связи, где покупали украинскую симку, в киоске, где продают сигареты. Продавец сигарет сказала: «Мы очень переживаем за вас. Вы знаете, мы тоже многое пережили, мало чего пока добились. Но диктатура не имеет право на существование!».
Замечал за собой странную реакцию при виде людей в форме, полицейских машин и дубинок. Хотя вполне осознавал, что я в другой стране и в безопасности. Кстати, украинские полицейские приятно удивили своей вежливостью и корректностью. Подходят к женщине без маски, и вначале делают ей комплимент, а потом просят надеть средство защиты. И к нашим акциям, длинным, развернутым БЧБ-флагам и лозунгам «Жыве Беларусь!» относились вполне адекватно. Один только раз аккуратно отправили восвояси примкнувшего к нам пьяного человека.
И вот вопрос: когда у нас в Беларуси, после всех событий последних месяцев, люди смогут спокойно и с уважением относиться к милиции, к прокурорам, к судам?
Через неделю мы уже забрали в консульстве польские визы и поехали в Лодзь».
«Мой протест на этом не закончен!»
В Лодзи Игорь и Христина пока на карантине, в съемном жилье. Им повезло, что на польской таможне они оказались в начале суток. Режим карантина наступает в ноль часов следующего дня после прибытия, и у них было время, чтобы обустроиться, запастись продуктами и оформить новую сим-карту.
Молодой человек признается, что с трудом приходит в норму после ИВС и судов. Ранее уравновешенный и спокойный, с трудом контролирует нервную систему. Не проходят пока и проблемы с желудком. На восстановление подорванного здоровья требуется больше времени.
портретами погибших белорусов
«Наша задача – обосноваться в Польше, выучить язык и в минимально короткое время приступить к работе, — делится планами Игорь. – Не думайте, что я все забыл и что мой протест на этом закончен, – нет. Я уже думал, чем могу быть полезен, находясь здесь. Это участие в различных чатах, где я буду рассказывать свою историю и побуждать людей к активности. Когда начну зарабатывать, буду перечислять деньги тем, кто бастует или на поддержку своих друзей в Жабинке.
У таких же как я белорусов, оказавшихся за границей, двоякие чувства. С одной стороны, мы испытываем нечто похожее на угрызения совести, что не находимся там, где труднее всего, с другой – понимаем, что у нас просто не было выбора».
Фото из личного архива
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Подпишитесь на наши новости в Google
