«Недостаточно будет освободить 100 политзаключенных». Шрайбман — о субъектности беларуских лидеров на фоне войны

Политический аналитик Артем Шрайбман ответил на вопросы российского журналиста Максима Курникова в студии немецкой газеты BILD в Берлине. Шрайбман постарался объяснить внешней аудитории, что происходит с субъектами беларуской политики последние несколько лет. 

«Что нам Путин хочет сказать этим поступком Лукашенко?»

В первой статье «The Washington Post» о том, как назревала и начиналась война, подробно рассказывается, что происходило в Белом доме, в Кремле, в России, в окружении Путина. Там упомянуты Лавров, Шойгу и т.д. Очень подробно говорится о том, что происходило вокруг Зеленского, и совершенно не упоминается Лукашенко. Значит ли это, что он вообще перестал быть субъектом?

Читайте также: «The Washington Post» опубликовала первую из серии статей о том, как мир шел к войне в Украине

«Думаю, что с точки зрения западной оптики — да, — говорит Шрайбман. — У него всегда были проблемы с субъектностью. Я это знаю как человек, который довольно плотно общается с западными журналистами, когда что-то происходит в Беларуси. Что бы Лукашенко ни сделал на протяжении последних лет, первый или второй вопрос был — «Что нам Путин хочет сказать этим поступком Лукашенко?». Если Лукашенко выходит с какой-то инициативой — это Путин нам хочет какой-то месседж послать?»

Во время подготовки к войне — учений в Беларуси —  и начала самой войны Лукашенко, как правило, не воспринимали как автономного игрока.

«Я не всегда согласен с этими оценками. Я считаю, что все еще есть спектр зависимости, и мы по этому спектру движемся, но не пришли в финальную точку полной потери субъектности. Самое главное, что по этому спектру можно двигаться в обе стороны». 

По мнению аналитика, перед войной Лукашенко не был вовлечен ни в какие реальные разговоры по принятию решений. Видимо, его уведомляли. Насколько заранее — неизвестно. Был созвон между ним и Путиным в ночь перед войной. Очевидно, что нужно было предупредить беларуских пограничников, чтобы они пропустили российские танки и не удивлялись этому.

«Предупредили ли его за месяцы или за недели — я очень сомневаюсь, потому что он ненадежный собеседник. Если мы рассматриваем Путина как человека, который одержим секретностью, одержим сокрытием своих планов даже от своих ближайших соратников, что, судя по всему, произошло в России, — сложно представить, что он это слил Лукашенко задолго. Это значит доверить самый важный секрет своей жизни человеку, который многократно сливал подробности ваших переговоров кому-то другому или даже журналистам». 

Эта позиция для Лукашенко жутко невыгодна. В ней нет никаких плюсов. 

Даже если бы у него появилась искренняя заинтересованность пойти на сближение с Западом, ему сейчас не поверят. Что бы он ни сказал и ни сделал, до тех пор, пока его дистанцирование от Путина не будет таким, что его сложно игнорировать, никто не будет воспринимать никакие намеки, сигналы и жесты. Теперь, чтобы обратить на себя внимание Запада, ему придется делать скандальные шаги. Недостаточно будет освободить 100 политзаключенных, недостаточно будет сказать, что «ДНР-ЛНР мы пока не будем признавать, подождем». Всем на это уже наплевать, в первую очередь на Западе, да и не только. 

Чтобы как-то заинтересовать собой окружающий мир, Лукашенко нужно что-то предложить. 

«Он пытался сделать это со сделкой по зерну, предложить Беларусь как альтернативный маршрут. Не то что никто не заинтересовался — абсолютно все, включая Украину, выступили против. По разным причинам. Кто-то не хотел легитимизировать Лукашенко, кто-то не хотел его вознаграждать после того, как он пропустил российские войска, а Украина не хотела в том числе подрывать готовность сотен беларуских добровольцев воевать за нее». 

Лукашенко добился такой степени токсичности, что не нашлось никого, кроме генсека ООН (которому все равно), кто бы сказал: «Давайте попробуем с Беларусью». 

«Никто не пишет в беларуское посольство»

Но у Беларуси есть и другой центр легитимности, и в этом радикальное различие с Россией. 2020 год разделил в глазах мирового сообщества власть и народ, а беларуская оппозиция в изгнании приобрела уникальный статус.

Это можно продемонстрировать тем, что в таких случаях, как приостановка выдачи виз беларусам, Тихановская реально может позвонить другим лидерам стран либо министрам иностранных или внутренних дел и пролоббировать отмену этих мер. Так происходило в случае с Эстоний, сработало в какой-то части в случае с Чехией. В Польше, где нашло убежище очень много беларусов, выехавших из Украины с начала войны, вообще удалось пролоббировать смягчение миграционного законодательства, когда беларусов, с некоторыми исключениями, приравняли к украинцам. 

Читайте также: «У нас есть сильные союзники среди стран ЕС». Ковалевский отвечает на вопросы о переходном кабинете, визах и не только

«Для тех, кто живет в Беларуси, Тихановская — очень противоречивая фигура. Есть сторонники власти, которые считают ее исчадием зла, есть нейтральная часть, которая, судя по опросам, в 2020 году поддержала Тихановскую (даже пророссийски настроенная), но за пару лет разочаровалась в ней или не нашла больше причин ее поддерживать, или просто отключилась от политики. И есть ядро протеста, среди которого кто-то считает Тихановскую недостаточно решительной, кто-то — наоборот, слишком радикальной в призывах к тотальным санкциям. Но среди этого «пула» — трети беларуского общества — есть некое признание ее как альтернативного, если не единственного, центра легитимности, который есть у беларуского общества».

Для тех, кто в изгнании, Тихановская — менее противоречивая фигура, потому что она является по сути представителем этих людей. Если появляются большие проблемы с легализацией, с дискриминацией, то никто не пишет в беларуское посольство. Все пишут в Кабинет, Офис, аффилированные структуры, сообщество, как-то связанное с офисом Тихановской. 

«Появилось параллельное прото- или квазигосударство, которое не может иметь свою территорию, бюрократию и полноценную армию, но какие-то из функций государства начинает постепенно брать на себя. Они мечтают разработать свой паспорт и получить признание своих документов. Эта проблема будет перед беларусами в изгнании очень скоро и уже встает в полный рост — когда невозможно поменять документы».

Шрайбман подчеркивает, что даже люди в оппозиции, которые давно и жестко критикуют Тихановскую, полностью признают ее статус. Поэтому они и пытались ее критиковать вместо того, чтобы создавать что-то свое. Им нужно было, чтобы она со своей легитимностью дала добро на их идеи, например, создание параллельной армии. 

С созданием Объединенного переходного кабинета и особенно назначением в него самого высокопоставленного военного, который поддержал протесты в 2020 году, — Валерия Сахащика — был продемонстрирован переход беларуской оппозиции от объединения культурных, политических и бизнес-элит к наличию силовиков, которые готовят внутреннее (Азаров) и внешнее (Сахащик) сопротивление.

Читайте также: Шрайбман — о Сахащике: «Может не допускать ошибок, которые заставляют людей в форме сразу отвернуться от экрана»

Что касается беларуских добровольцев, воюющих за Украину, то они отличаются от представителей других народов в этой роли тем, что для них война с Путиным — промежуточный этап. Конечной целью они видят освобождение Беларуси. А в ситуации хаоса и энтропии даже пара сотен вооруженных, хорошо скоординированных людей может решающим образом повлиять на события.