Реализовать себя в жизни можно и при отсутствии зрения

Минус восемь в три года

Что она видит? Наклейте на монитор почти непроницаемую пленку и попытайтесь через нее что-то разглядеть. Вот столько же видит и она. По признанию Елены Григорьевны, зайдя в помещение, она не может сказать, сколько там находится человек, просто интуитивно ощущает, есть в нем люди или нет. Пока человек не заговорит, ей сложно понять, мужчина это или женщина.

«Врачи считают, что крайне плохое зрение у меня врожденное, — пояснила Елена Богдан. — Я родилась в семье алкоголиков, возможно, причина кроется в этом. В детстве в родительском доме я всегда была предоставлена сама себе. Ни мамы, ни отца уже нет, но до сих пор у меня остались очень тягостные воспоминания. Отец был очень агрессивный, жестокий человек и часто избивал маму.

В три года у меня уже было зрение минус восемь. Со временем оно падало, то есть слепота прогрессировала. Благо во время моей учебы в Жабинковской специальной школе-интернате для детей с ослабленным зрением там была хорошая врач-окулист Тамара Григорьевна. Она ежедневно ездила из Бреста в Жабинку. С ее помощью у меня как-то более-менее держалось зрение, так как она регулярно проводила со мной занятия по его коррекции. А когда она уволилась, зрение моментально поехало вниз. Позже существенно его ухудшили роды».

В выпускном классе Елене предложили оформить вторую группу инвалидности по зрению. Однако в то время работа для слабовидящих людей была только в Пинске, переезжать туда из Бреста не хотелось, и девушка отказалась. Она попыталась поступить на географический факультет пединститута. Но не повезло, в 1987 году был большой наплыв абитуриентов, которые шли вне конкурса. Елена не поступила, хотя экзамены сдала хорошо.

 

Самые близкие люди

Корреспондент «БГ» попросила Елену Григорьевну рассказать о своей семье и отношениях в ней.

«Мы вместе с будущим мужем учились в Жабинковской спецшколе-интернате, — вспомнила она. — Среди ребят, которые на тот период там обучались, он один-единственный служил в армии. В отличие от меня, у Василия Ивановича — дальнозоркость. Муж работает в брестском филиале «Белтелекома». Сначала был электромехаником, потом его перевели на должность инженера. Его хобби — сборка и приведение в рабочее состояние старых радиоприемников, радиол. Ему приносят и всякие электроприборы, вышедшие из строя. Мне кажется: ему стоит только прикоснуться к ним, и они снова оживают.

Муж служил на Байконуре, и мы долго прожили там, а потом вернулись в Брест. Работа для меня была только в обществе слепых: связывать и укладывать электропровода, собирать фены и плойки. Ничего другого не оставалось, но меня она совсем не устраивала. Я решила снова поступать в университет, но на этот раз на факультет психологии. Это объяснялось тем, что мне очень хотелось помочь своей маме, а еще — брату. С ним приключилось психическое заболевание, и мне тогда казалось, что, получив образование, я смогу разобраться с этим и помочь ему. Но позже я убедилась, что помочь невозможно. И это моя боль. У брата зрение было лучше, чем у меня, он жил в семье, а не в интернате, и видел больше негатива. Думаю, в итоге это сказалось на его психическом здоровье.

Моему сыну Максиму 23 года, он окончил факультет физического воспитания нашего университета по специальности «тренер». Он у нас очень высокий мальчик, его рост метр девяносто четыре. Профессионально занимается волейболом. Недавно демобилизовался из армии, отслужив срочную службу.

Дочери Полине 20 лет, она учится в Люблине, чтобы стать художником. Девочка очень любит рисовать, а помимо этого ей нравится делать всякие красивые вещи своими руками.

В семье мы стараемся друг друга поддерживать. Я понимаю, что, участвуя в домашних делах, иногда, возможно, даже создаю дискомфорт. Но главное, что я стараюсь делать по дому все, что необходимо. Думаю, у меня есть такая возможность потому, что близкие люди относятся ко мне с уважением и любовью».

 

Адаптация к реальности

Елена Григорьевна считает, что плохое зрение с раннего детства позволило ей легче приспособиться к ситуации.

«Видимо, происходит это на уровне головного мозга, — предположила она. — Потому что я всегда реагирую, воспринимает меня человек или нет, позитивно или негативно он настроен ко мне. Когда я общаюсь, то лица собеседника не вижу, но определенный его образ у меня все же складывается. И обратную связь при общении я тоже получаю.

Наверное, со школьниками мне было бы сложнее, а если они еще и подросткового возраста, то это была бы, думаю, совершенно плачевная ситуация. Студенты же относятся с пониманием, и мне, в принципе, несложно владеть аудиторией.

От восприятия студентами моего минуса по зрению явно есть плюсы. Они начинают много читать, задавать вопросы, интересоваться, каким образом человек, находящийся в таких обстоятельствах, как я, так много читает. У меня сложный предмет — психология личности, история психологии. Там масса литературы. Студенты порой пищат, что приходится много читать, мол, мы не успеваем, а вот мне они не могут этого сказать.

Вот я сейчас выступала на конференции, где зал был заполнен студентами разных факультетов. Для меня самое важное — придя в незнакомое место, понять, где что находится, и тогда, полагаю, непосвященный человек может и не заметить, что я не вижу.

В плане адаптации стараюсь использовать все, что только возможно. Постоянно слушаю много аудиокниг. Программой, озвученной на компьютере, мне пользоваться тяжело. Хотя сейчас существуют такие, которые можно использовать даже при полном отсутствии зрения. Но это занимает очень много времени. Бывает, что я составлю какой-то нужный мне документ, а потом его прослушиваю. Получается вроде как взгляд со стороны, потому что таким образом замечаю все плюсы и минусы.

Но для меня все же более удобно выводить текст на экран, хотя приходится это делать очень крупно. Мы купили для этого большой монитор, точнее, просто огромный, но зато на нем я вижу то, что нужно. Дипломные работы студентов проверяю именно так, выводя на экран. Все лекции я читаю по памяти, но бывают моменты, когда важно зачитать цитату. В таком случае я, не стесняясь, крупно распечатываю нужный текст».

 

Белая трость и кухонный комбайн

Елене, по ее признанию, было очень сложно ходить: мешали ямки, бордюры. Поэтому она обратилась в городское общество инвалидов по зрению. Благо там есть Николай Зинчук, который обучает людей пользоваться белой тростью. Буквально неделю они походили с по городу вместе, и она получила навыки по передвижению с белой тростью. Для нее крайне важно было обрести самостоятельность. Ведь Елена Григорьевна оказалась привязанной к своим родным, которых приходилось беспокоить, если нужно было куда-то попасть.

«Сейчас, когда у меня есть такая трость, я уже не так боюсь, — призналась она. — По памяти прийти в университет и ходить по нему — это для меня не проблема. А вот если в новое место идти, тут уже даже какой-то внутренний страх появлялся. Хотя, если честно, пользоваться общественным транспортом мне и сейчас некомфортно. Я не вижу и поэтому не знаю, какой подошел автобус или троллейбус. Конечно, можно спросить, но пока это сделаешь, пока сориентируешься, за что взяться, чтобы в него войти, он уже уедет. Хорошо, что живу в центре города, идти до места работы минут 20, и меня это вполне устраивает.

А еще муж купил для меня кухонный комбайн, чтобы я могла сама резать овощи, безопасно чистить картофель. До этого я очень часто резала пальцы, хотя на кухне специально для меня был тупой нож. Но, по крайней мере, давно уже такого нет: я ничего не делаю, потому что не вижу. Я пытаюсь готовить… Понятно, что в плане уборки все гораздо сложнее. Мне кажется, что я убрала, но близкие порой мне говорят, что это не так. Дочка, когда приезжает, все поправляет. Говорит, вот тут, мама, осталась грязь, там паутина… При мытье окон, по-моему, все чисто, а на самом деле, я, как оказалось, только грязь развезла. Хорошо, что родные всегда стараются мне помочь. Ведь, честно говоря, бывало, что наливаю чай, а кружку поставлю дном вверх. Кажется, и как только умудрилась. Но я отношусь к таким моментам философски».

 

Работа над ошибками

Елена Григорьевна пояснила, что так было не всегда. Пришлось немало работать над собой, искоренять те привычки, которые по жизни ей мешали.

«По понятным причинам я была очень созависима, — сказала Елена. — Это выражалось в стремлении наладить полный контроль за всеми и вся. А еще у меня была привычка чуть что, давить на жалость. Усугубляя свою беспомощность, я пыталась показать, что из-за слабого зрения я не могу приготовить пищу или сходить в магазин. Но постепенно я смогла все изменить. Сейчас я считаю, что у меня просто есть индивидуальные особенности, но манипулировать из-за этого людьми и давить на жалость я не вправе.

Когда у меня в мозгу что-то перещелкнуло и я перестала себя жалеть, находится много людей, которые действительно хотят мне помочь. Они подходят на улице и спрашивают, куда мне нужно идти и, если я в этом нуждаюсь, оказывают помощь… Делают это очень искренне, не жалея для этого своего времени.

У людей по-разному устроена память, у большинства она зрительная. У меня, к примеру, хорошо развита слуховая память и при этом сильно обострен слух. Порой даже страдаю от этого, потому что ночью реагирую на малейший шум. Также очень развито обоняние. Людей запоминаю и различаю по тембру голоса. По нему и отдельным интонациям могу идентифицировать человека. Жизненный опыт и логика тоже задействованы».

По мнению Елены, отсутствие зрения со временем компенсируется более развитыми другими органами чувств и появившимися в связи с этим способностями. Она не чувствует себя обделенной.

«Если себе внушить, что ты не хуже других и можешь делать то же, что и они, то так оно и будет, — считает она. — Но все свои способности необходимо развивать. Если случилась беда и человек ослеп, не стоит закрываться от внешнего мира».

_{Эрик Вейенмайер в 2001 году покорил Эверест, а в 2002 году завершил программу «Семь вершин», включающую в себя покорение самых высоких вершин всех частей света. От всех прочих альпинистов, добившихся тех же результатов, Вейенмайер отличается тем, что он слепой. Кроме альпинизма, Эрик занимается дайвингом, лыжами, бегает марафонские дистанции.}

 

И тогда появляются крылья

А еще Елена считает неправильным то, что таким, как она, людям ставятся препоны. Когда она поступала в магистратуру, врачи ей не разрешали, утверждали, что заниматься психологией ей никак нельзя. Но потом все же пошли на встречу. А когда понадобилась медицинская справка при поступлении в аспирантуру, проблема всплыла снова. Мол, кто это ей разрешение для магистратуры дал.

«Но ведь у меня же все получилось, — недоумевала по этому поводу наша собеседница. — Я даже сумела кандидатскую защитить, став кандидатом психологических наук. Хотя далось это нелегко. Диссертацию писала 9 лет. Но ведь и тему я выбрала очень сложную — становление жизненной ориентации во взаимодействии с самосознанием. В ней рассматриваются глубокие личностные аспекты.

Думаю, во многих случаях можно приспособить место под человека и его особенности. Хотя зачастую люди из-за плохого зрения не раскрывают своих способностей. В итоге многого лишается и сам человек, и общество».

_{Американка Хелен Келлер в младенчестве полностью лишилась слуха и зрения. Но она научилась воспринимать речь, ощущая вибрацию губ говорящего человека. Хелен обучилась чтению по методу Брайля на пяти языках, закончила школу, а затем и университет. Свою жизнь она посвятила политике, общественной деятельности и защите прав людей с ограниченными способностями. Она написала 12 книг.}

Елена Богдан консультирует людей, которые в этом нуждаются. Она планирует создать программу по созависимости и оказывать помощь.

«Когда человек убеждается, что от чего-то негативного можно освободиться, у него появляются крылья, — считает она. — На мой взгляд, крайне важно людям с особенностями не стесняться просить о помощи. Окружающие порой не знают, как и чем они могут помочь. Это совсем не унизительно — объяснить, что им нужно сделать. Ведь тогда у другого человека появляется возможность совершить добрый поступок. Но очень многое зависит от самого человека с ослабленным зрением, если он настроен, что все вокруг ему должны, к такой позиции люди обычно относятся негативно.

_{В 2004 году в Париже открылся ресторан Dans le Noir, весь персонал которого — слепые люди. Посетители ужинают здесь в полной темноте и зачастую не зная заранее точного меню, что дает шанс при отсутствии зрения больше прочувствовать пищу через вкус и запах. С течением времени рестораны со схожей концепцией открылись во многих столицах и крупных городах мира.}

По-моему, плохое зрение или его отсутствие — это главный повод к тому, чтобы стремиться осваивать все новое, нужное для улучшения качества жизни. Ни при каких обстоятельствах человек не должен опускать руки и жалеть себя, потому что это действует на него разрушительно. Раньше сама мысль о том, чтобы показать людям, что я плохо вижу, доставляла мне дискомфорт. Сейчас, возможно, оттого, что внутренне расту и меняюсь, я вполне воспринимаю себя такой, какая есть, — особенной».