Дмитрия во время протестов ранили в ногу. Остановить кровотечение смогли только в больнице. За то, что бросил камни в силовиков, дали 3 года колонии.
Дмитрий Некрасов после отъезда из Беларуси. Фото из его личного архива
Дмитрию Некрасову 23 года. В августе 2020 года участвовал в протестах в Бресте. До суда находился под подпиской о невыезде, во время суда его заключили под стражу. Политзаключенным брестчанина признали 22 июля 2021 года. А уже 12 августа мужчине присудили три года лишения свободы. Срок отбывал в исправительной колонии №1 в Новополоцке. Вышел на свободу 30 мая 2024 года, после чего уехал из Беларуси.
Ранение на протестах, побег от силовиков, сюрреалистичный обыск и страшная колония, где идет черный снег — Дмитрий Некрасов прошел столько, что хватит не на одну жизнь. Брестчанин, отсидевший три года за политику, рассказал «Салідарнасці», как это было.
Для Дмитрия открыт сбор на BYSOL — поучаствовать можно по ссылке. Или, если хотите помочь Дмитрию, напишите ему в личные сообщения в Instagram.
Читайте также: «Кушаю и чувствую что-то инородное — достаю и вижу это». История экс-политзаключенного брестчанина Александра Храпко
В 2020-м я проходил отработку в ЖЭСе после учебы на электромонтера.
За несколько месяцев до выборов меня вызвал к себе начальник и пытался вынудить подписаться за Лукашенко. Я тогда политикой особо не интересовался, но эта ситуация, когда пытаются заставить меня сделать что-то против моей воли, мне не понравилась. Я отказался.
С того момента мне стало интересно, что происходит в стране. Посмотрел в интернете, кто собирается на выборы, больше всего мне понравился Виктор Бабарико, оставил за него подпись.
Потом были сами выборы. Когда огласили результаты, мы с друзьями пошли в центр города, увидели, что там стали собираться люди, везде кордоны и автозаки.
Мы присоединились к митингам, но 9 августа в Бресте все прошло более-менее спокойно, хотя тоже применяли спецсредства.
10-го мы с ребятами тоже вышли на улицу. Было слышно, что недалеко от нас что-то происходит, шумит какая-то толпа, я пошел туда. Там стоял кордон милиции, они оттесняли людей, которые пытались преградить путь силовикам, чтобы они не трогали женщин и пожилых. Люди стояли в сцепке, и я к ним присоединился.
К сотрудникам подошел мужчина, стал им что-то говорить в духе «милиция с народом». Его пытались прогнать, но он не уходил. Тогда его попытались задержать, ударили щитом в лицо, пошла кровь.
Те, кто стояли в сцепке, начали идти в сторону сотрудников. Они стали стягиваться в кольцо вокруг нас, но преимущество было на нашей стороне.
В этот момент приехало 3–4 автобуса с ОМОНом, и началась вакханалия: на ходу открылись двери, в нас полетели светошумовые гранаты, начали стрелять из помповых ружей.
Люди стали строить баррикаду, потому что со стороны кордона потянулась тяжелая техника, автозаки. Нас обстреливали, и в противодействие этому люди бросали камни в силовиков. Но там было такое большое расстояние, что никак нельзя было попасть.
Я тоже бросил два камня. Видел, как со стороны силовиков в нашу сторону побежал мужчина, потом прозвучал хлопок, и мужчина упал посреди дороги. Я схватил за руку первого попавшегося парня, и мы с ним оттащили этого мужчину в сторону наших — когда тащили, думал, что нас просто расстреляют.
Увидели, что у него джинсы в крови. Подбежали ребята, что-то вроде полевых медиков, и увидели, что у него в паху застряла огромная пуля из помпового ружья.
Я как это увидел, у меня отключился мозг и возникла какая-то агрессия. Подобрал первые попавшиеся камни и, не отдавая отчета свои действиям, бросил их в силовиков — за это меня потом и посадили.
Ближе к полуночи, когда люди уже расходились, я шел в конце колонны — смотрел, чтобы никого вдруг не задержали. Когда стоял на перекрестке, из переулка вылетели два микроавтобуса, на ходу оттуда начали бросать гранаты. Все стали разбегаться, нас снова начали обстреливать из помповых ружей, и я почувствовал удар в ногу, но побежал дальше.
Когда удалось убежать оттуда, смотрю, а у меня ноги, кроссовки — все красного цвета. Дошло, что я ранен. Мне стало плохо, сел на асфальт. Подбежали люди с аптечкой, перетянули ногу жгутом и бинтами, и тут кто-то крикнул, что сюда бежит ОМОН.
Мы еле успели сесть в подъехавшую машину, сразу дали по газам, омоновец уже замахивался дубинкой по лобовому стеклу — все как в кино. Меня хотели везти в больницу, но я отказался, потому что там меня могли задержать.
В итоге мы приехали в больницу за городом, но там не было хирурга. Те ребята завезли меня к своей знакомой на дом, которая работает косметическим хирургом. Я сидел и не понимал, что происходит, кружилась голова, потому что потерял много крови.
Эта хирург завела меня в комнату, дала нашатырь и осмотрела рану. Сказала, что все очень серьезно, потому что видна кость. Ей нужны были инструменты, чтобы зашить мне ногу. Она поехала к себе на работу, но не смогла ничего взять — шкафчики с инструментами были под сигнализацией.
Приехала моя сестра и все-таки отвезла меня в больницу. Там все было загружено, будто военный госпиталь: все побитые, в крови, порванной одежде. Я там просидел около четырех часов, ждал, пока меня примут.
С меня взяли объяснение, и я на эмоциях сказал, что меня подстрелил ОМОН. Врачи написали в карточке: мол, рана имеет насильственный характер. Думаю, из-за этого обращения в больницу меня и вычислили так быстро.
Читайте также: «Получил пулю в ногу — она разорвала икру». История брестчанина, которого задержали в России и чудом не выдали Беларуси
12 августа меня задерживали оперативники из уголовного розыска. У меня свежая рана, каждый день ее надо обрабатывать, и ко мне как раз должен был зайти для этого знакомый. Вместо него пришли четверо амбалов — задержали, немного подубасили.
Я тогда работал, кроме ЖЭСа, в пейнтболе и лазертаге, и у меня дома было оборудование для этого. Все лежало в двух камуфляжных сумках. Они их нашли и спрашивают: что там? У меня шалят нервишки, и я говорю: «Автоматы». Те ребята просто увидели у себя на погонах новые звезды, у них были такие выражения лиц — ради таких моментов и стоит жить (смеется).
Сказал им, что сейчас все объясню, и потянулся к сумке — думал, они меня просто убьют там, начали кричать «Руки убрал!»
Еще у меня дома лежал имитатор взрывного устройства, тоже для лазертага. Сглупил и сказал, что это бомба, хорошо, что потом разобрались.
Когда везли меня в отделение, спросили, что с ногой. Рассказал, что прострелили. Посоветовали не рыпаться, иначе прострелят вторую. Но часов через пять отпустили, потому что у них на меня ничего не было.
Мне предложили уехать в Россию, но я почему-то подумал — раз отпустили, больше ничего не будет. Однако 23 августа с утра ко мне приехали из Следственного комитета и задержали за камни.
Я долго был под подпиской о невыезде. Мог уехать, но был под личным поручительством родственников, не хотел им усложнять жизнь. Может, и боялся уехать, потому что не понимал, что делать за границей.
Но я понимал, что сяду, хотя адвокат мне и обещал, что дадут мало. Получил три года, минимальный возможный срок.
Через СИЗО в Барановичах, Гродно и Витебске меня повезли в новополоцкую колонию. Политзаключенные с соответствующим профучетом всю дорогу едут в наручниках, то есть надо в них кушать, пить, ходить в туалет.
У меня тогда не оставалось сил злиться или расстраиваться, принимал все как есть, потому что не мог повлиять на ситуацию. В чем-то перенес это с юмором и позитивом: начинаешь вытягивать из себя положительные эмоции, потому что иначе можно свихнуться.
Расскажу про барановичское СИЗО. Там работало два корпуса, старый и новый. В новом корпусе лютейший режим: там гоняют по дикой схеме застилания постелей, заставляют делать генеральные уборки с хлоркой. В старом корпусе, где я был, с этим попроще, но столкнулся с другим.
Заводят меня в камеру, а там просто жесть, мы это в шутку называли «конюшни пленных лошадей». Помню очень высокие потолки, метра в четыре, и с них гирляндами свисала двухметровая паутина. Стены выглядят так, будто в них хорошенько постреляли из пулемета, пол — голый бетон, раздолбанный в пух и прах. Туда, где умывальник и туалет, заходить страшно, не то что ими пользоваться.
Мне не дали матрас, и я всю ночь спал на ледяном железе, на следующий день проснулся с температурой. В окне была дыра, и из нее всю ночь доносился свист ветра.
Читайте также: «Пусть невеста идет»: В Бресте начали судить третью партию обвиняемых в массовых беспорядках
Я был в новополоцкой колонии примерно два с половиной года. Думаю, людям, которые никогда с таким не сталкивались и не видели такие места, это не объяснить. Можно просто в общих чертах обрисовать картину.
К примеру, там плохо кормят. Но человек, который не в теме, не поймет, насколько люди там страдают из-за питания, из-за работы на промзоне.
Когда меня туда привезли, вышел из автозака и сделал на улице первый вдох. Понял, что с воздухом что-то не так, не мог осознать, что.
Через несколько дней увидел, что по небу летит гигантское облако, длиной в километры, да еще и низко. Стоял и удивлялся, а мне человек, который уже давно сидит, сказал: «Так «Нафтан» через дорогу!» Оттуда постоянно летят всякие выхлопы и отходы, экология не как в лесу.
Видел и черный снег, но это скорее фигура речи. Там работает «Полимир», завод, где перерабатывают нефтепродукты в пленку. Когда это происходит, с неба падают комки пленки, они небольшие и похожи на снег. Бывает, летом там начинают летать белые хлопья, будто снег, могут и черные хлопья лететь.
Хотя черные выхлопы там скорее идут не с завода, а из самой колонии, потому что в ней чистят провода и сжигают их оболочку в котлах. Эти котлы не закрыты, и смог летит просто в небо.
Бывали дни, когда сжигали очень много оболочки. Тогда из-за копоти не видишь человека в метре от себя, и все сорок минут, пока стоишь на проверке, дышишь этим. Зимой в такие дни снег становится черным.
В колонии я расписался со своей девушкой, взял ее фамилию [У Дмитрия была фамилия Панько]. Это было 19 мая 2022 года.
Она приехала в этот день в Новополоцк из Бреста — 13 часов тряслась на поезде. Ее заводят в комнату, приводят меня. Женщина из загса быстро читает торжественную речь, мы расписываемся в бумажках, нам разрешили обняться и поцеловаться. И все, на выход.
По правилам, в день росписи положено давать длительное свидание, но мне отказали, не дали даже пару часов поговорить с женой через стекло. Только через два месяца мы с ней встретились на длительном.
Следующее наше свидание уже было в январе 2023-го, и я тогда посоветовал жене уезжать из страны. К ней на работу приходили из КГБ, спрашивали, за какие деньги мне отправляет посылки. Да и вообще жене политзаключенного опасно находиться в Беларуси.
Когда я освобождался, оставил паспорт в колонии — забыл его в кармане робы, когда переодевался в день выхода. Пришлось делать новый, и в итоге поехал в Грузию, а потом к жене в Польшу, где подался на международную защиту.
Я в свободной стране, чувствую себя здесь в безопасности. В Беларуси же чувствовал жуткий дискомфорт. Там, когда идешь по улице, через каждые пять метров встречаешь силовиков. А в Польше за неделю ни одного не видел.
Если есть желание, перед тобой открываются все двери. Тут есть перспективы в плане работы, дальнейшего развития, жизни, можно попутешествовать.
Когда был в Грузии, ездил в горы, это такая отдушина после этих трех лет! Давно хотел побывать в Японии, постараюсь реализовать эту мечту.
После колонии начинаю замечать счастье в мелочах, на которые раньше не обращал внимание. Смотришь на мир по-другому, он как будто стал интереснее, исчез негатив. Да, есть неприятные моменты, но тюрьма научила меня не зацикливаться на плохом.
Хотел бы кое-что сказать тем, кто будет это читать, бывшим политзаключенным и в целом беларусам. Никогда не надо отчаиваться, стоит всегда быть сплоченными и держать в голове нашу главную цель, ради которой все это произошло. Держите в голове мысль, что это не конец и все еще изменится. Но к этому надо прилагать усилия и как минимум быть в этом заинтересованным. Тогда у нас все получится, хотя бы потому что вместе мы сила.
Давайте помогать друг другу и не падать духом, и все тогда будет хорошо.
Читайте также: «Мы работали в сквозном цехе в минус 30». История брестчанина, который отсидел два года в колонии за надписи на гаражах
По мнению прокуратуры, до декабря 2024 года журналист написал 43 статьи, которые «дискредитировали деятельность государственных…
На второе полугодие 2025-го брестские чиновники оформили подписку на 11 государственных газет и журналов. Заплатили…
Пенсионерка считает, что соседка настучала на нее из-за котов. В итоге ЖЭС №4 после проверки…
Осенью 2024 года госжурналисты пообщались с недовольными жильцами и признали, что «плата за коммунальные платежи…
Мужчина приехал на похороны на Северное кладбище в Бресте. Его шокировало то, что могилы выкапывает…
Беларуский рубль удивляет: он неожиданно окреп. Как курс доллара и юаня, падение экспорта и политика…