Как ганцевичский РОВД недооценил масштаб глобализации, или Почему майданы не слишком многое меняют

Жили-были маленькие Ганцевичи, не совавшие нос в большие дела. Но однажды двадцать мещан собрались в центре и стали говорить за жизнь. Без пива. И тут понеслось. Назавтра маленькие Ганцевичи уже были знамениты как центр народного сопротивления, штаб революции и белорусский Миннеаполис.

Когда на трансляции вечером 20 июня в кадре появились сотрудники местного РОВД, мне казалось, что они поговорят и уедут. Но нет. Все, что происходило дальше, было сплошным «эпик фейлом». До сих пор мучит вопрос, рассчитывали ли дававшие команду «вязать», что это поможет как-то уладить ситуацию? Если да, то они явно в тот день проснулись не в той общественной формации, в какой себя представляли.

Сильно изменилась структура общества, и происходило это на наших глазах буквально за какой-то десяток лет.

Никто не задумывал диверсию с целью обесславить ганцевичскую милицию. Просто разжалась пружина информационных сетей. Ни предсказать, ни проконтролировать это с помощью административной машины было невозможно. Но приготовлена эта пружина была не сейчас, не накануне. Сильно изменилась структура общества, и происходило это на наших глазах буквально за какой-то десяток лет. И теперь мы встали перед фактом, что есть процессы, неподвластные директивному управлению, нравится это кому-то или нет. И дело не только в развитии соцсетей и всяких ютубов. Два замечательных социальных явления подкрались незаметно и уже повлияли на нашу глубинку.

Первое – «глобальная деревня». Сейчас есть выходцы из всех белорусских городов, даже самых маленьких, с богатыми социальными связями, в том числе за рубежом, да к тому же еще часто живущие за границей. Они эмоционально связаны со своей маленькой родиной, остро реагируют на подобные события и оповещают широкий круг людей – и никаких ограничений у них нет. Именно такой механизм сработал в ганцевичском случае. Отследить и перекрыть его, опять же, невозможно – разве что отключить весь интернет, вернуть страну в доинформационную эпоху и самим сидеть без сериалов.

Второе явление назовем «возвращенчество». Это могут быть известные нам экопоселенчество и дауншифтинг, но не только. Суть в том, что люди, уставшие от городов, карьеризма и гонки, поселяются в маленьких населенных пунктах и устраивают там свою жизнь. Хотя они вроде бы тяготеют к природе и традициям, не надо обманываться: их мышление отличается от провинциального еще больше, чем от типично городского. Это люди, которые больше чем кто-либо хотят жить по своим правилам. Они появляются в местном болотце со своим богатым багажом и жизненным опытом, они знают, что можно и так, и так, и вообще не так, а можно просто бросить все и получать удовольствие от жизни – то есть никакие страхи нашей «застабильности» им не грозят. Кроме того, они активно общаются с местными, и болотце на глазах перестает быть стоячим и предсказуемым.

Прикиньте сами, как тяжело с этим что-то сделать. Это часть мировой тенденции. Поэтому мы однажды просыпаемся и видим, что не только «политизированный» Минск, но и «дзярэўня» вдруг начинает что-то высказывать. И причина не только в конкретном проседании экономики и захватившем мир коронавирусе.

Социологи говорят, что в современном обществе, которое называют то сетевым, то информационным, тоталитарные режимы невозможны. Они были атрибутом XX века с его массовым обществом. Теперь, чтобы их как-то сохранять, надо жестко ограничивать информацию и по сути удерживать общество на предыдущей ступени развития (Северная Корея). Это страшно дорого.

Удивительно, но перемены в образе жизни часто остаются незамеченными теми, кто хотел бы их предотвратить.

Странно, что власть больше всего боится майдана. Я бы боялась чего-то другого. Майдан – вишенка на торте, символическое действо, переводящее уже произошедшие перемены на официальный уровень. А реальная сила, которая их производит, – образ жизни. Этому есть несколько банальных причин.

Образ жизни – действие продолжающееся, а не одноразовое, а вода камень точит.

Образ жизни дает оппонентам возможность увидеть, что можно действовать по-другому, и поменять свою позицию.

Удивительно, но перемены в образе жизни, в моделях поведения часто остаются незамеченными теми, кто хотел бы их предотвратить (не помню, чтобы последние 10 лет посадили хоть одного экопоселенца). Не знаю, есть ли у социологии какие-то объяснения этому, но можно заглянуть в литературу. У нас вдруг стало модно разговаривать фразами из «Властелина колец» (такое было в Украине в 2013-2014), даже семья Бабарико оказалась фанатами. Странно, что книгу не изъяли из продажи, как «Восстание масс», хотя что толку – этот сюжет из подкорки не вытащишь. Теорию запомнить трудно – сказка запоминается сама (спорим, вы намного лучше запомнили начало этого текста из-за слов «жили-были»).

Так вот: основная мысль книги не только в том, что тьма обязательно рассеется. Парадокс сюжета: «темные» так и не смогли разгадать замысел «светлых». У них такого варианта даже не предполагалось. Будучи католиком до мозга костей, Толкин исходил из церковного представления, что зло ущербно по отношению к добру, а значит, не может разгадать его логику, потому что мерит всех по себе – меркой шкурных интересов.

Когда белорусы проявляли удивительную солидарность, они ставили себя выше понимания тех, для кого чужие права не ценность. Но несмотря на эти примеры, надо понимать, что наши перемены образа жизни только начинаются. Тут еще идти и идти. А мы как-то наивно склонны ожидать решения проблем от чисто политической борьбы. Не стоило бы связывать с майданами ни главных страхов, ни главных надежд.

Вот такой маленький социально-культурный анализ. Из политики тут только слово «перемены».