Лявон Барщевский: «В 2020-м мы сделали шаг вперед, но до конца опять не дошли»

О вчерашней и сегодняшней Беларуси и белорусах, методах мирного сопротивления, искусстве маленьких шагов в политике и общественной жизни «Свободные новости» поговорили с Лявоном Барщевским.

— Лявон Барщевский — филолог, переводчик, педагог и учитель с одной стороны; политик, депутат Верховного Совета XII созыва, экс-председатель Партии БНФ, общественный деятель с другой. Во всем этом разнообразии вашей фигуры вы кем себя в первую очередь ощущаете?

— Мне повезло жить в эпоху нового Возрождения, а если б это было другое время, то, конечно, сосредоточился бы на каком-то одном деле и стал бы тем или другим. Но вторая половина 1980-х потребовала людей, которые могут хорошо ощущать себя сразу в разных сферах. 

Читайте также: Профессор ЕГУ: «Говорить, что марши ничего не дали, — значит исходить из воображения прошлого, которого не было»

— Кажется, политика стала для вас большей неожиданностью, чем филология?

— На выборы в Верховный Совет XII созыва я в принципе не хотел идти, но подтолкнули коллеги: у меня был наработан круг различных контактов, что необычайно важно в такой политической кампании. И все покатилось клубком. Следующие пять лет для творчества фактически пропали, потому что депутатство целиком поглотило, забрало все время. Когда случался перерыв между сессиями, мы с коллегами ездили в регионы: я тогда объездил почти что всю Беларусь. 

Думаю, ни один из сегодняшних так называемых депутатов не может похвалиться тем, что сидел и писал законы, сами тексты, от первой до последней статьи, а у меня и моих коллег такой опыт был.

Мы распределяли, кто какой законопроект готовит, шли в библиотеку, изучали документы…

— Три года назад вы сказали, что считаете себя кризисным менеджером: где есть дырка, где провал — там вы появляетесь и стараетесь это подтянуть. Сейчас тоже кризисное время для Беларуси, востребованы ли вы в этом качестве?

— Нет, никто не обращался. В первые месяцы переломного времени появилась волна людей, которые решили, что мы — те предыдущие — ничего не смогли сделать, а вот у них все легко получится! Безусловно была такая эйфория…

— Из этого вытекает вопрос: полем своего социального взаимодействия белорусская интеллектуальная элита как-то давно избрала Facebook. Вы не присутствуете ни там, ни в других соцсетях — это сознательный выбор и позиция? Не чувствуете ли себя в таком случае выброшенным из корабля современности и не кажется ли, что теряете очень важное из-за этого отказа?

—  Есть две причины. Первая очень простая: вся моя жизнь, связанная с сознательной деятельностью на ниве белорусщины, требовала определенной конспирации. Даже когда приходили в государственное издательство и встречались там с издателями, редакторами — с тем же Семухой или с другим моим учителем в переводе, Валентином Рабкевичем, то всегда выходили в курилку или еще куда и там разговаривали про некоторые вещи. С той поры у меня есть привычка не говорить лишнего, и я держусь ее.

А вторая причина — сфера частной деятельности. Социальные сети отнимают много времени. Между тем переводы, работа над словарями требуют огромной усидчивости, нужно работать не то что по 8, а и по 14 часов в день. Так что просто жалко терять даже минуты: годы летят, а планов много и хочется успеть сделать как можно больше. В итоге очень и очень дорожу своим личным временем. 

— Весь исторический путь независимой Беларуси прошел не просто на ваших глазах, вы сами приложили руку ко многим судьбоносным для страны событиям. Как считаете, где Беларусь и белорусы оказались по итогам прошлого года? В какой точке мы сейчас?

— Еще в 1994 году, когда к власти пришел этот режим, даже тогда возникало ощущение: нам бы продержаться 20 лет… Балтийским странам, кстати, как как двадцати постсоветстких лет и хватило, чтобы установить вечную ценность независимости — для них пути назад уже не будет. Мы тоже думали, что за 20 лет появится, во-первых, бюрократия, заинтересованная в этой независимости, а во-вторых, что и люди тоже осознают ее ценности. Такое двоякое ощущение. 

И правда, появился пласт бюрократии, которая понимает: Москва им не даст того, что они имеют здесь и сейчас. А с другой стороны — последовательная политика искоренения всего национального, бешеная дискриминация белорусского языка, белорусскоязычных, белорусских организаций.

Читайте также: Беларусы – самы савецкі народ? Сацыёлаг — про тое, што насамрэч думаюць беларусы пра інтэграцыю з Расіяй

Образовалась так называемая компрадорская бюрократия, которая существует исключительно на прагматичных началах, на том, что когда есть деньги — мы работаем, когда нет — не работаем…

И у них сформировалась если не ненависть, то по крайней мере страх перед всем национальным. Процесс оказался незавершенным. 

2020-й год был большим шагом вперед в этом плане: хоть мирная революция начиналась с большего русскоязычными людьми, но в процессе стало понятно, что тут делиться не стоит, что и белорусскоязычные что-то могут не только подсказать, но и сделать. Это значит, шаг сделан, но опять таки — не до конца.

— Что мы должны делать сейчас?

— Мирное противостояние имеет много форм. Когда-то я переводил брошюру Джима Шарпа, в которой описывается 92 способа мирного воздействия на любые режимы. В нашей ситуации нужно приучать себя к ежедневному труду. Буквально с утра ставить задачу: сегодня я сделаю то и то, что потом кирпичиком ляжет в наше светлое будущее. 

Каждый должен действовать согласно своим способностям и рациональному планированию, потому что все не успеешь.

Читайте также: «Самоорганизация и массовость протеста сыграли злую шутку с теми, кто принимал решения». Ответ на статью о трех ошибках

Если у кого-то получается талантливо «воевать» в фэйсбуке или телеграме, то пусть он этим и занимается. Пусть творцы создают вещи, которые потом повлияют на людей. Кто-то будет петь с хором, кто-то играть в спектакле, кто-то будет рисовать, кто-то — снимать фильмы.

Новая политическая элита с большим трудом только начинает формироваться, такой процесс стимулируется исключительно конкретными сдвигами. Например, выборами или ситуацией каких-то происшествий, к сожалению, трагических… 

На мой взгляд, во второй половине 80-х не удалось бы активизировать народ, если бы не чернобыльская беда и страшная правда про сталинский террор. Тогда это подняло общество.

Теперь пришло время реакции и тотального давления, но оно не будет длиться вечно, появятся «окна» и тут уже те, кто хочет заниматься реальной, практической политикой, должны в эти «окна» влезать и что-то предлагать обществу. Но к этому нужно готовиться.

Понятно, что революция 2020 года была спонтанной и неподготовленной, но только сейчас возникают разговоры вроде: «Давайте напишем экономическую программу!» А таких программ должен был бы уже быть написан десяток — на разные варианты развития событий… 

Другой вопрос, что сейчас это значительно тяжелее делать, потому что режим закрыт и прячет всю информацию. Например, много ли на сегодня мы знаем про т. н. «дорожные карты» с Россией? Только что-то в пересказе появляется, но никто ничего точно не знает. Чтобы написать ту же экономическую программу, нужно владеть статистикой, а она тотально засекречена. Или попробовали бы вы в Министерстве образования узнать, сколько школ с белорусским языком обучения по состоянию на 1 сентября, не получится — даже это режимные деятели засекретили. 

Так что все сложно, но нужно делать, искать инсайдеров, этим необходимо заниматься уже сейчас. 

Как пример — польские и наши позитивисты после поражения восстания 1863-1864 годов. Понимая, что если теперь опять подняться на восстание, то опять поубивают или повысылают в Сибирь, они выбрали такой путь: стали основывать польские банки, делать польские предприятия, открывать польские школы в имениях, учить детей по-польски — и так далее. Даже тот опыт частично можно использовать.

Вариантов, повторюсь, много. Главное — не терять видение перспективы, энергию и не тратить время впустую.