Наши за границей. «Вена напоминает бонбоньерку, но с не очень сладкими конфетами»

Школьные и университетские годы

Я родилась в Бресте в 1960 году. Родители отдали меня в среднюю школу №3, которую окончил и мой папа (художник-любитель Владимир Губенко — прим. авт.). В мое время у школы был экзотический для Бреста статус «школа с преподаванием ряда предметов на испанском языке». Никто толком не понимал, зачем нужен испанский язык, но звучало красиво, учителя были замечательные, плюс школа располагалась буквально за забором моего дома.

Испанский язык стал моим любимым предметом, и именно поэтому я после ее окончания, хотя и со второй попытки, поступила на романо-германское отделение филологического факультета МГУ, выбрав специализацией историю испанской и латиноамериканской литературы.

На первых же лекциях нам было объявлено, что мы не «инязовские девочки» (хотя среди нас были и юноши), а филологи и что мы призваны заниматься наукой, изучать лингвистику и литературоведение. Звучит по-снобски, но мы действительно несколько снисходительно относились к тем, кто учил язык исключительно для того, чтобы преподавать или переводить. По иронии судьбы после окончания МГУ мне пришлось три года отработать не кем иным, как переводчиком, потому что ни в одном из вузов не нашлось вакансии преподавателя истории зарубежной литературы.

 

Памятник советско-кубинской дружбе

Предложение поехать поработать переводчиком на Кубу я приняла сразу, абсолютно не задумываясь о таких вещах, как условия работы, жизни, климат и тому подобное. Меня направили переводчиком в группу советских специалистов, строивших атомную электростанцию. Это был на тот момент один из самых важных проектов для Кубы. Его курировал непосредственно Фидель Кастро, который частенько наведывался на строительную площадку, иногда без предупреждения, что вызывало ужас у начальства и искреннюю радость у рабочих.

Переводить Фиделя было одновременно легко и очень трудно. Легко, потому что в отличие от большинства кубинцев говорил он, четко артикулируя слова, логично и не очень быстро. А трудность заключалась в том, что он много и длинно сквернословил. В первый раз я оторопела, подбирая в уме эвфемизмы. Но потом, когда поняла, что мой перевод фиделевского экспрессионизма «культурными» словами будет не адекватен, стала переводить синхронно и дословно «по матери».

Стройка века прекратила свое существование с момента развала СССР. Но это только к лучшему. Я видела своими глазами, как и из чего возводились корпуса объектов. Оставалось буквально чуть-чуть до запуска, но экономические, а потом и политические причины заставили кубинцев отказаться от этого проекта. Недостроенная станция стоит заброшенная, заросшая густым колючим кустарником. Территорию бдительно охраняет старый сторож, может, даже из бывших строителей. Фидель умер, СССР исчез. Если бы у кубинцев были средства, они и эту свалку из сверхпрочного бетона тоже убрали бы. Но пока денег на это нет, будет стоять памятник-призрак советско-кубинской дружбе.

 

Девиз австрийцев — порядок и дисциплина

После Кубы я приехала в Брест, начала работать на кафедре русской и зарубежной литературы, получив, наконец, возможность применить знания, приобретенные в МГУ. Это был замечательный период моей жизни. Я читала лекции и вела семинары по истории зарубежной литературы разных периодов и направлений. Мне нравилось преподавать, я чувствовала себя очень комфортно среди студентов и коллег по кафедре.

В Вене в метро нет турникетов. Билет покупают не потому, что могут появиться контролеры, а потому что положено купить.

Однако судьбе было неугодно, чтобы я оставалась в Бресте. С 1992 года начался новый период моей жизни — венский. В начале 1990-х годов Вена была очень австрийским городом. Работники ООН, сотрудники посольств и прочих международных организаций — вот, пожалуй, и весь набор «не австрийцев», проживавших в то время в Вене. Нечасто можно было встретить австрийца, владеющего английским языком, услышать русскую речь вообще было большой редкостью. Сейчас ситуация кардинально изменилась. Австрийцы в большинстве своем прекрасно говорят на английском. Но даже если с английским у вас плохо, не беда. Складывается ощущение, что в Вене сегодня каждый второй говорит по-русски. Хорошо ли это? Не знаю.

Когда я приехала в Вену, отношение к нам было гораздо лучше. Австрийцы не очень вникали в тонкости разнообразия постсоветского пространства, поэтому всех, кто говорил на русском языке, будь человек из Грузии, Казахстана или Беларуси, называли русскими.

Я не могу сказать, что австрийцы в массе своей — открытый и дружелюбный народ. Конечно, они не так педантичны, как немцы, но порядок, аккуратность, пунктуальность и вежливость всегда были им присущи. Соблюдение правил и уважение закона — это не пустые слова. При этом правила соблюдаются не потому, что над тобой висит дамоклов меч, а потому что это продиктовано воспитанием. Честность — во главе угла. Например, в Вене в метро нет турникетов. Человек входит в метро свободно, но ни у кого не возникает мысль проехать без билета. Билет покупают не потому, что могут появиться контролеры, а потому что положено купить. После 22.00 владельцы кафе в жилых кварталах просят посетителей, сидящих за столиками вне помещения, зайти внутрь, чтобы не беспокоить людей, живущих в окрестных домах, даже если никто не жалуется. Просто такое правило: после 22.00 — тссс. Именно так «Тссс после 22.00» написано на многих венских кафе и ресторанах, имеющих столики на улице.

В Вене очень чисто и аккуратно. Там даже стройки не пыльные, потому что все накрывается, убирается, моется. Вена напоминает мне бонбоньерку, но с не очень сладкими конфетами. А сейчас во многом из-за дурного влияния «наших» у этих конфет появился привкус: австрийцы научились брать взятки. Если до 2000-х никто и не думал искать обходные пути, кому-то что-то давать под столом, выкручиваться (такие случаи представляли собой что-то из ряда вон выходящее), то теперь подобные прецеденты участились. Одно радует, что дать и получить взятку по-прежнему считается одним из самых уголовно наказуемых и позорных преступлений.

В Вене я прожила 16 лет. Хотя за последние годы Вена очень изменилась, этот город по-прежнему даже в самых придирчивых рейтингах стоит на первом месте по уровню комфорта, экологии, медицинского обслуживания, безопасности и прочих показателей, которые являются основополагающими для жизни. Там я не работала, полностью посвятив себя воспитанию детей и занимаясь домашним хозяйством.

 

Пришлось осваивать немецкий и французский

Приехав в Австрию, я достаточно быстро научилась объясняться на немецком языке. Одновременно с ним пришлось овладевать, как это странно бы не звучало, французским, потому что дети учились в Венском французском лицее. Преподавание было полностью на французском, параллельно ученики лицея проходили программу австрийской средней школы. Контингент учащихся был очень интернациональным, поэтому мои дети с детства привыкли прекрасно чувствовать себя в любой языковой атмосфере. Их одноклассниками были дети, можно сказать, со всего мира, потому что школа была популярна среди работников многочисленных международных организаций, располагающихся в Вене.

Моя языковая практика тоже была очень активной. Общаясь с родителями, учителями, новыми друзьями, приходилось говорить сразу на всех языках: немецком, французском, испанском. Неожиданно принесло пользу и мое знание польского. Безусловно, справиться со всем этим языковым ураганом мне помогли филологическое образование и отсутствие страха сделать ошибку.

С французским было не очень сложно. Я знала испанский и основы латыни, поэтому французский — язык романской группы — показался просто родным. С немецким было сложнее, пока я не усвоила принцип Ordnung und Disziplin: жесткие правила, практически математическое построение фразы, порядок и дисциплина. После этого даже длиннющее слово из неимоверного количества букв перестало пугать, потому что я начала видеть в нем три-четыре-пять коротких и очень понятных слов, из которых оно состоит.

Моим детям было гораздо легче. На русском мы говорили дома, в школе они попадали во франко-немецкую среду, а английский пришел откуда-то из воздуха, но тоже стал родным. Самой большой своей заслугой я считаю, что мои дети, выросшие вне русскоязычной культурной, исторической и бытовой среды (дочери было 4 года, когда она оказалась в Вене, а сын родился уже там), не только красиво и грамотно говорят на русском, но читают, пишут. А с историей, литературой и искусством своей исторической родины знакомы подчас лучше тех, кто в ней живет. Вена была и остается для меня городом, где я чувствую себя, как дома.

 

Вена — «пешеходный» город

О Вене можно говорить бесконечно. Геополитическое положение делает ее центром, связывающим Восток и Запад примером того, как, несмотря на исторические катаклизмы, на протяжении веков мирно сосуществовали представители разных наций и конфессий. В Вене очень бережно относятся к истории, хотя в школах дети изучают ее только до 1938 года, то есть до аншлюса. Потом — провал. Но все, что было до радостного воссоединения с Гитлером, сохраняется с любовью и гордостью. Можно сказать, что Вена пропитана историей.

Зигмунд Фрейд, в спешке покидая венскую квартиру, забыл забрать у местного оптика свои очки. Нынешний хозяин оптики сохранил очки Фрейда и даже позволил мне их примерить.

Мы жили на улице, где в XVII веке австрийцы вместе с польской армией остановили турецкое нашествие на Европу. В Арсенале (комплекс зданий военного назначения — прим. авт.) можно увидеть простреленный мундир Франца Фердинанда, чье убийство спровоцировало начало Первой мировой войны. Музыкальные вечера проходят в залах, где играли Моцарт, Гайдн, Вивальди, Штраус. Гуляя по Венскому лесу, можно выбрать любимую тропинку Бетховена. Самый вкусный штрудель подают в кафе «Централь», где в начале прошлого века за чашкой кофе Ленин и Троцкий планировали революционный переворот в России, а не принятый в Академию изобразительных искусств Гитлер тайком приторговывал порнографическими открытками.

По соседству с нашим домом до эмиграции жил Зигмунд Фрейд, который, в спешке покидая венскую квартиру, забыл забрать у местного оптика свои очки. Нынешний хозяин сохранил очки Фрейда и даже позволил мне их примерить.

Большую часть моей жизни до Вены я провела в Бресте, где не знала, что такое пользоваться общественным транспортом. Я везде ходила пешком: в школу, в музыкальную школу, в библиотеку, в гости к друзьям родителей, на Мухавец, просто погулять. Не было выражения «поехать куда-то или к кому-то». Было выражение «пойти». Вот так и в Вене. Тут всюду можно «пойти». Я обожаю все «пешеходные города», поэтому побаивалась переезда в Лондон, на который мы с мужем решились по одной простой причине: наши дети решили продолжить образование в англо-саксонской системе.

Продолжение здесь