Насколько опасно «военно-патриотическое воспитание» в беларуских школах? Можейко: «В России не особенно удалось»

В музее истории ВДВ и спецназа в Речицкой районной гимназии появился новый экспонат — «фирменная» кувалда от ЧВК Вагнера. Вокруг экспоната разгорелся скандал. Кувалду с автографом якобы «одного из основателей» ЧВК передал гимназии руководитель музея, местный пророссийский активист Владимир Габров. Он сообщил в интервью «Зеркалу», что экспонат попал в музей от Николая Будько —  вагнеровца из Беларуси, который стал известен благодаря расследованию российских журналистов как участник чудовищной казни сирийца в 2017 году. 

Несколько месяцев назад в сети распространилось видео, на котором с помощью кувалды в ЧВК Вагнера казнят бывшего члена группировки, который сдался в плен украинцам, а затем неизвестным образом снова попал в руки россиян. 

Журналисты «Белсата» под видом обеспокоенных родителей позвонили Габрову, который ответил, что, мол в музее много вещей, которые могут использоваться для убийства людей, например, военное оружие. В телефонном разговоре руководитель музея в итоге сорвался на нецензурную брань. Директор школы сказала журналистам, что вообще ничего не знает об экспонатах из школьного музея.

Читайте также: Усов о военщине в школах: «Оказалось, что после 20 лет идеологической подготовки беларусы вышли на улицы с бчб-флагами»

О «военно-патриотическом воспитании» в системе образования мы уже писали. Информации о том, что происходит в беларуских школах, мало, и пока непонятно, к чему приведет милитарная составляющая государственной идеологии. «БГ» попросила прокомментировать ситуацию, в том числе скандальный речицкий экспонат, координатора беларуской экспертной сети «Наше мнение» Вадима Можейко. 

— Ключевое отличие вагнеровской кувалды от условного автомата времен Второй мировой в музее в том, что любое оружие — это для войны по каким-то, можно так называть, правилам, а кувалда Вагнера — это символ внесудебных жестоких казней, которые производятся не регулярными военными формированиями, — говорит Можейко. — По сути это символ дикого насилия без закона, без государства. В этом символическая разница. 

Действительно, мы видим, что и руководство школы, и разные инстанции — я слушал, как журналисты звонили по этому поводу в Следственный комитет и даже в КГБ — отнекиваются, говорят: «А что такое? А мы не знаем. А мы посмотрим». Никто не спешит это осуждать. Но в то же время никто из них не говорит, что это хорошо, «Вагнер — это классно, кувалда — это классно, отличный боевой опыт». Нет. Так они тоже не говорят. Здесь скорее мы видим ситуацию, когда разного рода активисты, сторонники «русского мира», которые за последнее время активизировались, чувствуют себя привольно, чувствуют, что им многое можно, и дальше делают, кто на что горазд.    

Мы видим, что чиновники и силовики не знают, как реагировать. Они не понимают, что сейчас ок, а что не ок, что можно, а что нет, что мейнстрим, а что нет, и в такой ситуации агрессивные маргиналы захватывают пространство, насколько могут.

Пока мы видели на примере конфликта Бондаревой и Марзалюка (конфликт между депутатом Игорем Марзалюком и пророссийским блогером Ольгой Бондаревой из-за вопроса о популяризации беларуского языка. — Ред.), что у системных чиновников хватает сил только защищать самих себя. Посмотрим, как будет ситуация развиваться, потому что такие активисты прощупывают почву. Когда видят, что что-то им сходит с рук, они будут в эту сторону активнее развиваться.

— Тема с военно-патриотическим воспитанием началась еще до войны, должность школьного военрука введи еще с сентября 2021 года, а после начала войны на эти должности стали искать людей, которые якобы среди прочего должны проводить какие-то уроки. Государственные СМИ иногда пишут, как это хорошо для детей, воспитание патриотизма и т.п. Но на фоне происходящего в Украине это вызывает ощущение сюрреализма. Что происходит с понятием патриотизма в системах, подобных нашей? 

— Ключевое, наверное, отличие государственного понимания патриотизма в том, что любовь к своей стране, к своему народу, культуре подменяется любовью к существующему государственному режиму. Вместо того, чтобы эта любовь возникала добровольно, ее полагается необходимым насаждать. Авторитарные режимы продолжают схожие практики молодежных парамилитарных групп, среди которых культивируются определенные мифы, истории, условно рассказы про Павлика Морозова и про то, что верность государству важнее верности родным. А кто-то рассказывает, что мы правильная арийская раса, кто-то еще что-нибудь. 

Читайте также: Брестские десантники создали военно-патриотический клуб для детей. Усов: «Они станут по сути боевиками Лукашенко»

После политического кризиса 2020 года беларуский режим ничего принципиально умнее не придумал, он косплеит советские практики за неимением других. Попытки интегрировать в государственную недоидеологию темы беларускости, независимости были раньше, но сейчас это выглядит политически опасным, и кроме повторения советского, кроме русскомирцев просто не остается других идей.

Понятно, что в современных условиях это выглядит довольно маргинально, и когда к современным школьникам, которые сидят в Тиктоке, приходит какой-нибудь старый отставник-офицер и рассказывает какую-то советскую пропаганду, мягко говоря, это будет не особо заходить. Но про эффективность тут слабо думают. 

— Насчет эффективности: многих волнует вопрос, что из этого выйдет. Наши чиновники — специалисты что-то-делать для галочки. Кто-то считает, что будет просто имитация активности, кто-то — что все серьезно и из детей будут создавать военные структуры. В той же России чиновники — эксперты по очковтирательству, однако там удалось создать агрессивную массу, в том числе молодежи. Как вы думаете, чего ждать от беларуских инициатив по военно-патриотическому воспитанию?

— Кратко замечу по России, что удалось не особенно, потому что вместо волны добровольцев пришлось мобилизовывать тех, кто этого совсем не хотел, и добровольная волна была как раз тех, кто бежал через Верхний Ларс. Получилось не так, как российские власти хотели, хотя готовили долго и системно.  

Что касается беларуского контекста, то я бы сказал, здесь нет ничего катастрофически трагичного, потому что и эффективными эти меры не назовешь, и ключевое влияние на детей могут и должны оказывать родители. Родителям важно учить детей, что не все, что говорят чужие дяди и тети, — правда, но не всегда надо в лицо заявлять, какие они нехорошие люди. Да, научить, что в школе могут рассказывать и умные вещи, а могут и пропаганду, и как-то это надо отличать друг от друга. Это и есть вполне ясная задача родителей. 

В то же время я не могу сказать, что это совсем уж безобидно, потому что на какое-то количество детей это повлияет. Особенно если мы говорим про детей, где хуже коммуникация в семьях, родители не особенно интересуются ребенком, родители сами не обладают особым критическим мышлением. С этим потом придется сталкиваться. Я далек от алармизма, но это далеко не безобидно. Думать над тем, как доставлять до детей альтернативный контент, как говорить на их языке, через их медиа, очень важно. Это хорошее направление для медиа, для общественных организаций, инициатив, проектов в социальных сетях. Тут есть чем заниматься. 

Читайте также: В Бресте заметили Z-мобиль с ракетой «на Вашингтон». Как на него отреагировали в ГАИ и что думают брестчане?