Ветеран-афганец Александр Сахарук: «В левом погоне у меня был зашит последний патрон – для себя»

Участнику войны в Афганистане Александру Сахаруку повезло — не раз он мог расстаться с жизнью, но не был даже ранен. Накануне памятной даты ветеран-афганец рассказал «Брестской газете» о том, почему ждал отправки на войну, о боевых операциях и минутах тишины, о том, почему сравнивает себя в то время с нынешними омоновцами и как теперь относится к медали «За отвагу» — единственной, которая у него осталась после президентских выборов.

В Афганистан я попал 26 июня 1983 году, призывался из Березы. Перед этим были три месяца в карантине в Усть-Каменогорске, Восточно-казахстанская область, СССР. Я не боялся Афганистана — это правда. Я ждал борт туда, и не только я. Хотелось куда-нибудь, хоть к пингвинам в Антарктиду, только бы подальше от того пекла, где мы были, где лично я был. Страшная дедовщина. Я себе разбил правую руку, чтобы не держать иголку, не шить форму старослужащим. Было убито чувство сопротивления. Если ты будешь сопротивляться, ты будешь инвалидом, тебя комиссуют. Ты как растение – тебе дают, условно говоря, воду и кашу — и ты существуешь. Может кто-то и боялся, но я нет, потому что думал, что хуже уже нигде не будет.

Мне повезло: я попал в нормальный боевой взвод, разведывательно-водолазный взвод, за успешное выполнение боевой операции. Позже я стал командиром отделения, комдив присвоил мне звание младшего сержанта. Потом стал сержантом. Нормальная служба.

Никто из нас не задавал себе вопроса: «Зачем мы здесь?». Мы были как омоновцы в Беларуси сейчас — оболваненные пропагандой. Мы просто знали, что тут защищаем южные рубежи СССР. Нам вбивали в головы: если не мы, то американцы. Никакого инакомыслия я не слышал и сам думать по-другому не смел.

Читайте также: Ветеран-афганец Александр Сахарук: «Выдавливать из себя раба тяжело. Но счастливым может быть только свободный человек»

Много солдат служило в тылу, и все хотели попасть на какую-то боевую операцию. Потому что часть была — как тюрьма: колючая проволока, минное поле. И выйти где-то в горы, на свободу – на войну – это была отдушина. Ты понимал, что вероятность погибнуть есть, что ты рискуешь. Конечно, дураком не надо быть, не надо подставляться. Смотреть в оба. Не лезть, куда не надо. А то залез в пещеру, а потом уже несут в плащ-палатке, а нога рядом в сапоге лежит.

Армия была непрофессиональная. Брали количеством, вооружением. Афганские партизаны налетели, постреляли и убежали – у них был такой подход. А у нас армада, целый день артподготовка – «Ураганы», «Грады» туда молотят. Сунешься – а они все равно стреляют. И не видно ничего. Кругом одни горы.

Не так там страшно было всё, как говорят. Вот мы поехали туда, около трех недель побыли в горах – приехали в тыл. Наряды, караулы, патрули кругом. Афганцы по нам не стреляли особо. Знали, что если какой-нибудь дурак стрельнет, мы как начнем мочить – мало не покажется.

Читайте также: «Вдруг одна ракета выскальзывает и падает на остальные»: что писал в своем блокноте участник войны в Афганистане

Было случаев пять, когда я там мог расстаться с жизнью. Вот эту историю я сейчас публично расскажу в первый раз. Две боевые наступательные гранаты Ф-1, убойная сила 200 метров. Одна упала в нескольких метрах от меня, не сдетонировала. Вторая рядом упала, я смотрю на нее и думаю: «Они что, дебилы, кидают, а они не взрываются». И тут бах. Мы упали. Костя Кирикмассов спрашивает: «Белый, ты жив?» Я говорю: «Вроде ничего не болит. А ты?» «Тоже! Валим отсюда!» Ну и мы спрятались за камнем, а камни там – как комната размером. Закурили, я тогда курил, руки трясутся. Чувствуем за нами взрывы, но нас они не достают. А ночью, как в той песне: «Как ни странно в дни войны есть минуты тишины». Сумерки стали, быстро стемнело, прекратились боевые действия. И нам было слышно, как афганцы о своем разговаривают. Они ужин готовили, и мы что-то поели. Простые люди – и мы, и они. Не было никакой команды, это было как джентельменское соглашение. И никому не хотелось нарушать это негласное перемирие.

Я давно не называю этих людей душманами. Это нормальные патриоты своей страны. Мне близка их позиция, они защищали свою землю. И до сих пор там все это идет, вооруженные эти конфликты и это связано с нашей «помощью». Туда пришло оружие со всего света, оно там и дальше, и дальше: ислам, радикалисты, талибы, ИГИЛ. Там ужасно народу жить.

Я никогда не забуду операцию в горах Лор-Кох, декабрь 1984 год. Тогда все складывалось так, что я должен был погибнуть, но я остался жив. А афганское сопротивление погибло. Силы были не равны. Им три раза повторяли, чтобы они сдались, им гарантировали жизнь. Но они были идейные. Они погибли со словами «Аллах акбар!» — Велик Господь.

Мы уничтожали, взрывали колодцы, мосты – всё. Тактика выжженной земли. Нам доводили, что весь тротил надо использовать, везти назад – опасно. Поэтому и я принимал участие, закладывал взрывчатку. Мы взорвали мечеть – сначала ходили там, видели книги. Мы там много заложили тротила, не жалея… Скажите, будут нас любить после этого? Прошу Бога, чтобы простил меня за это, потому что это большой грех. Бог один. Это происходило в районе Деманча, город Герат.

Дедовщина в Афганистане тоже была, но не такая жесткая, как в союзе. А мне просто повезло. Даже у Ахмад Шаха Масуда (афганский полевой командир, министр обороны Афганистана – прим. ред.) был советский телохранитель. Все рассказывали, что он пошел за изюмом, но я так не думаю (смеется).

По официальной версии, солдата Николая Быстрова старослужащие отправили в самоволку, чтобы он купил в кишлаке фрукты, но его взяли в плен, а позже он стал телохранителем Ахмад Шах Масуда.

Я один раз ночью тоже ходил через дорогу к афганцам. Я купил у них б/у часы на дембель, и они у меня остановились. Деньги мне за них потом вернули. Да, на той войне были барыги. Везде люди одинаковые. Мы им толкали солярку, а они нам — деньги. Потом в магазине на них можно было купить, например, нормальной сухой колбасы. Именно в нашей части кормили хорошо, но хотелось чего-нибудь гражданского.

Боеприпасы, оружие мы не продавали никогда. В нашей части такого не было, хотя барыги просили. Валялись в каптерке трофейные боеприпасы (мины, гранаты), за ними особо никто не следил. Но если бы мы узнали, что кто-то его продал…

Не могу сказать, что там между сослуживцами была какая-то дружба. Мы там кентовались. Курили «план» (марихуану – прим. ред.). Я отправил себе оттуда не помню сколько писем с «планом» – утюгом раскатал, мне подсказали, и все дошло. Я слал, потому что «это поможет на каком-то этапе в гражданской жизни». Восстанавливался я тяжело, сна не было, а косяк забью – и нормально. Там мы тоже курили этот «план», как не боролись особисты с этим. Даже в горы мы брали с собой, чтобы было теплее. Поставляли его барыги.

В Афгане я был 23 месяца и два дня. Я отправился домой в первую отправку, потому что был сержантом. А некоторые по три месяца переслуживали. На фотографии, где я бритый, в левом погоне зашит последний патрон. В основном, у всех он был. У кого-то граната. Мы не хотели сдаваться в плен. Было так, что мы ехали, нас обстреляли, весь боекомплект выстрелял, а для себя патрона нет. Нам доводили, что делают с пленными советскими солдатами… Поэтому у меня был патрон. И это в 20 лет — так прошиблены мозги. Как у тех омоновцев, к которым я подходил в прошлом году в Бресте во время акции протеста.

В прошлом году в знак протеста я бросил председателю участковой избирательной комиссии все медали, кроме одной – «За отвагу». Я был награжден ею за успешное выполнение боевого задания. Там были молодые бойцы – на полгода младше меня — и мне надо было не прятаться, а проявить инициативу. А теперь не знаю, когда я надену эту медаль. Она дискредитирована, потому что такой же наградили омоновцев и Азаренка.

Читайте также: «Буквально вытесняют с избирательного участка». «БГ» пообщалась с независимым наблюдателем, чье фото взорвало интернет

Я не жалею, что был в Афганистане, но жалею, что там были наши войска. Я прошел путь, чтобы осознать, что это было несправедливо. Поэтому на митинге в парке воинов-интернационалистов, где мне никогда не дают слово, я и хотел бы обратиться к людям и сказать, что надо с покаяния начать. Признать, что это было неправильно. Нельзя на штыках силовым методом принести людям счастье. Это же самое можно сказать и про сегодняшнюю ситуацию в нашей стране.

Фото: и из личного архива Александра САХАРУКА